Донат Шайнер - Сорванец

Снег уже лежал на улицах нашего города, но всё ещё продолжал падать. Он падал медленно, словно ему некуда было спешить. На лугах, на дорогах, на улице, на домах и деревьях — всюду свежий, пышный снег. Он прикрыл болото и выгоны и изменил всё вокруг. И, конечно, изменил и нашу жизнь. Снег. Значит, новые игры, новые труды и заботы.

И бабушка кончила работать в поле. Лишь иногда она ходила молотить у кого-нибудь зерно. Большую часть дня она проводила в услужении: ходила стирать бельё, щипать перья и откидывать снег. Хоть и старая, но жить без работы она не хотела да и не могла. Чем бы мы были живы, если бы не её заработки?

Зима всегда хуже лета или осени — заработок меньше. И меньше возможностей раздобыть что-нибудь в лесу, в поле, на пруду, чтобы помочь бабушке свести концы с концами. Зиму бабушка никогда не любила. Зима — это голод и заботы. Да ещё покупка керосина для освещения — расход, которого мы летом не знали.

По субботам бабушка делала покупки. Всё, что она закупала для нас на неделю, свободно помещалось в небольшой хозяйственной сумке. Немного муки, немного сахару, брусочек сала и четверть кило мяса на воскресенье. Не жирно. Иногда она покупала мне на двадцать геллеров карамели.

Может быть, именно из-за этих карамелек я пошёл встречать её, когда выпал снег. Или просто от нечего делать? Уж и не знаю. Я встретил её за углом улицы; она шла осторожно, закутанная в большой платок. Она удивилась, что я вышел ей навстречу, но даже слышать не хотела о том, чтобы я поднёс ей сумку.

— Какое там, скользко, нога у тебя подвернётся и всё рассыплешь. Что мы тогда есть будем? Ты, парень, не умеешь ходить спокойно.

Пожалуй, она была права. Ходить спокойно я не мог. То я забирался в сугроб, то бросал снежки, то разбегался и скользил на стоптанных деревянных башмаках.

Трёхэтажных домов на нашей улице было мало; последний из них стоял на углу. В первом этаже была лавка канатчика, на втором этаже жил доктор, а третий этаж с застеклённой верандой занимала старая пани учительница. Единственное окошко во всей веранде было открыто, и именно это меня и прельстило.

Я остановился и тут же начал лепить снежок. Снежок должен быть аккуратным и не слишком большим, тогда можно быть уверенным, что попадёшь в цель. Между тем бабушка ушла вперёд, размышляя о том, сколько денег она истратила на покупки, и не заметила, чем я занимаюсь. Я уже прицелился было в открытое окно веранды, но тут мне пришло в голову, что бабушке следовало бы посмотреть на мой мастерский бросок. Я крикнул ей:

— Глянь, бабуля, как я попаду в окошко вон там наверху!

— Попробуй только, бессмысленный ты мальчишка! Сейчас же выбрось снежок, а не то получишь по шее! Разобьёшь окно — ещё хуже будет. Увидишь тогда…

— Ты, бабуля, не бойся, я не промажу, мне это пара пустяков!

— Я тебе сказала: выбрось это из головы! Дважды повторять я не буду! — И она действительно повернулась и пошла своим путём.

Я постоял немного, потом прицелился, и — р-раз! — снежок засвистел в воздухе. Но едва он вылетел у меня из руки, как я понял, что дело плохо: он летел не совсем так, как ему полагалось. Стекло рядом с открытым окном задребезжало, и во двор посыпались осколки.

Как это я мог промахнуться? Пока я стоял, разинув рот от изумления, бабушка вмиг оказалась рядом и влепила мне две увесистых оплеухи. Я даже не пикнул, так я был ошеломлён случившимся.

А возмущённая бабушка добавила:

— Видишь, что ты натворил? Я тебе что говорила? А теперь, если хочешь знать, мы пойдём вместе, и ты попросишь прощения у того, кому ты разбил окно. У меня нет денег, чтобы платить за тебя!

Я шёл и думал: мало того, что я не попал, мне ещё придётся просить прощения. По пути на третий этаж у меня было достаточно времени, чтобы думать об этом.

Бабушка двинулась за мной, на случай, если я вздумаю увильнуть от обязанности просить прощения. Она хотела, чтобы я вёл себя мужественно. «Сумел заварить кашу — умей и расхлёбывать!» Я поднимался по лестнице впереди неё, словно арестант. На третьем этаже мы остановились, и бабушка постучала. Пани учительница вышла, посмотрела на меня поверх очков и причмокнула, словно собираясь съесть меня с костями. Я ждал, что будет дальше.