Павел Ковалев - Андрейка

«Бежать только сюда!»— мгновенно решил мальчик.

Он шагнул было от дверей, но тут же остановился, заметив пистолет возле своих ног. Не раздумывая, он схватил оружие и бросился в сторону улицы, за которой все еще наблюдал солдат. Тот услышал позади топот ног, оглянулся и сразу потянулся руками к автомату, висевшему у него на груди. Но поздно: Андрейка почти в упор выстрелил, и часовой рухнул на землю.

Не помня себя после первого в жизни выстрела по живой мишени, Андрейка выскочил на улицу. В душе он горячо благодарил Кастуся, который познакомил его с немецким оружием. Вот когда вражеский пистолет сослужил замечательную службу!

Мальчика охватил какой-то жар. Казалось, тысячи рук тянутся, чтобы удержать его, и тысячи глаз устремлены именно на него, чтобы следить за каждым его шагом.

Дом Краузе вскоре остался позади. Там все еще слышался какой-то шум, крики, бряцание оружия. А на тротуарах уже собралась большущая толпа, в которой виднелось немало вооруженных немцев. Несколько автомашин вплотную подошли к воротам комендатуры и к калитке, из которой только что выскочил мальчик. Однако все внимание фашистов было обращено на то место, где произошел взрыв.

Только это и помогло Андрейке избежать преследования. Выбравшись из толпы, он свернул на самую людную улицу города и, немного успокоившись, неторопливо, осматриваясь по сторонам, направился в привокзальный район.

Если бы кто-нибудь спросил у него сейчас, как все произошло, он, пожалуй, не смог бы толком рассказать. Одно для него было ясно: он свободен, а значит, скоро опять будет среди своих!

Мальчик прибежал на какой-то рынок, находившийся почти рядом со станцией. И вот он осторожно разгуливает между подводами, внимательно вглядываясь в лица людей: нет ли кого знакомого? В конце концов ему повезло и здесь.

— Андрей! Эй, Андрейка!— услышал мальчик голос, донесшийся с одной из подвод.

Он оглянулся и чуть не подпрыгнул от радости: слева, около худенькой лошади, держа в одной руке дугу, стоял тот самый дядька Змитрок, тот самый каменский Змитрок, что жил как раз по соседству с бабушкой Василисой и частенько заходил к ней в дом побеседовать по душам.

Это с его сыновьями, с Витей и Жорой, познакомился Андрейка вскоре после своего прихода из города. Мальчик хорошо помнит, как оба эти щуплые, но шустрые приятели вместе с ним поклялись вредить фашистам и обязательно стать партизанами.

— Откуда ты взялся здесь, сынок? — ласково спросил Змитрок, внимательно осматриваясь вокруг.

Андрейка тоже оглянулся на ближайшие подводы — не следят ли за ним, и, подойдя ближе к Змитроку, тронул его за пустой рукав высохшей левой руки.

— Только что убежал, — тихо шепнул он.

Змитрок принялся быстрее запрягать лошадь. Андрейка начал помогать ему.

Выехали они из Липеня не по той дороге, что вела на Каменку, а взяли немного в сторону. Мальчик сообразил, для чего это делается. А Змитрок еще на базаре успел передать Андрейке какие-то бумаги, шепнув при этом:

— Если остановят, покажешь патрулю: ты мой сын, а я твой больной отец. Были у доктора, теперь возвращаемся домой, понял? Ну, держись!

Так они и поехали: Андрейка — в кожушке хозяина, сидя в передке телеги с вожжами в руках, а Змитрок — позади, совсем беспомощный и больной. Ехали по улицам города не спеша, чтобы не привлекать внимания немцев и полицаев.

На задке телеги стояла бочка, которую купил Змитрок на базаре, чтобы на зиму засолить в ней огурцы.

— Может, туда тебе?— показывая на бочку, предложил он Андрейке.

— Нет... Лучше уж вы болейте, а я буду за сына... Возил, мол, отца к доктору...

Змитроку нравилась смекалистость мальчика, и он поудобнее вытянул ноги в передок телеги и негромко проговорил:

— Ну, погоняй... побыстрее надо...

И все же возле небольшого мостика на окраине Липеня их, как и многих других, задержал патруль. Немецкий солдат схватил лошадь под уздцы и отвел на обочину дороги.

Андрейка с безразличным видом продолжал сидеть на месте, хотя по спине у него пробежал холодок. А тут еще второй фашист подошел к возу и подозрительно уставился на бочку. Потом осмотрел ее — нет ли там чего-нибудь подозрительного,— перерыл всю солому на подводе. А мимоходом так задел «больного», что тот взвыл от боли, причиненной его давным-давно высохшей руке. Фашист даже отшатнулся. Андрейка сунул под нос немцу бумагу:

— Вот... Отца в больницу возил...

Немец одним глазом глянул на бумагу и тут же презрительно отвернулся, махнул рукой: мол, проваливай.