Алки Зеи - Петрос идет по городу

— Антигона, милая, мы пропали… Немцы объявили нам войну. Мама говорит, нас, евреев, всех перебьют.

Петрос очень удивился: он давно знал Риту, но впервые услышал, что она еврейка.

— А ты знала? — спросил он погодя сестру, когда они остались одни в комнате.

— Да, — ответила она, — но совсем об этом не думала.

Потом они с Антигоной договорились, что потихоньку от родных спрячут у себя Риту, если немцы одержат победу.

— Я спрячу ее под мою кровать, и только через мой труп доберутся до нее немцы, — сказала Антигона, гордо тряхнув головой.

— Ты хотела бы, чтобы тебя назвали Алексией? — задал ей тогда вопрос Петрос.

— Нет, — покачала она головой. — Мне нравится имя Антигона, хотя оно и не в моде.

Теперь шла уже настоящая война. Дни и ночи бомбили окрестности Афин, и город содрогался от взрывов. Замолк веселый колокольный звон. Папа каждый день ближе и ближе передвигал флажки на карте, и всем было ясно, что враг приближается к Афинам. Сотирис и его мама вернулись наконец из Пирея.

— Пришел конец света, дорогая госпожа Эле́ни, — сказала мама Сотириса маме Петроса. — Немцы не чета петухам-итальянцам.

Ночью Антигона, подойдя к кровати брата, растолкала его.

— Слышишь? — спросила она.

Петрос вскочил и прислушался. Откуда-то доносился вой, точно скулила раненая собака. Выйдя в переднюю, они прокрались к окну, выходившему на черный ход. Вой долетал снизу.

— Это Шторм, — прошептал Петрос.

Раздвинув ставни, они припали к стеклу. Из квартиры госпожи Левенди долетали обрывки фраз и шум шагов.

— Что у них стряслось? — испуганно пробормотала Антигона. — Уже три часа ночи.

В столовой зашаркали шлепанцы дедушки.

— Дедушка проснулся, — с удивлением сказал Петрос и побежал в столовую.

Стоя у окна, через щели ставни дедушка наблюдал за тем, что происходило на улице.

— Дедушка, что случилось? — спросила Антигона, сдерживая дрожь в голосе.

— Уезжает Майкл, жених Лелы. Верней, удирает среди ночи, — ответил он.

— Удирает?! Бедная Лела! — запричитала Антигона, принимавшая близко к сердцу все любовные истории.

— Бедная Греция, — вздохнул дедушка. — Если убегают англичане, значит, немцы ante portas.

Петрос не понял последних слов, но не стал задавать вопросов. У него из головы не выходил Шторм, продолжавший выть.

На следующее утро Сотирис, позвав Петроса, показал ему набитый чем-то мешок.

— Гляди, тут целый клад, — похвастался он.

Мешок полон подметок для солдатских ботинок. Толстых кожаных подметок.

— Я его приволок из английской военной лавки, той, что тут рядом. Какой-то пацан утащил ящик подтяжек. Народ подбирает все, что англичане побросали. Драпанули англичанушки.

Потом он предложил Петросу пойти с ним в Монастира́ки [9] Квартал в Афинах. , чтобы продать подметки. Петрос постеснялся признаться, что не знает, где находится Монастираки, и лишь спросил:

— Мы поздно вернемся?

— Что, в школу боишься опоздать? — с насмешкой протянул Сотирис, берясь за один конец мешка.

До войны Петрос никуда не ходил один дальше своего квартала. И еще ни разу не подымался на Акро́поль. Господин Лукатос обещал в этом году сводить туда их класс: ведь когда он спросил, кто уже был на Акрополе, поднялось только пять рук. Но началась война, и он не успел выполнить своего обещания. Петрос не знал, что делается даже за ближайшим пустырем, где он играл с ребятами в футбол. Лишь недавно начал он бродить по незнакомым улицам. Дома его не спрашивали: «Где ты был?» Если он опаздывал к обеду, мама говорила ему:

— Я оставила тебе поесть.

До войны стоило ему, увлекшись футболом, забыть о времени, как мама шла его искать.

— Я не хочу, чтобы ты дотемна бегал по улицам, — бранила она Петроса.

Теперь школы были закрыты, папа не ходил на работу, и жизнь дома совершенно переменилась. Никто не вспоминал о том, что пора обедать или ужинать. Дедушка почти не поднимался с дивана, лежал закутанный пледом, потому что постоянно мерз. Всю зиму не топили печурки, и, хотя стояла солнечная погода, в комнатах было сыро и холодно. Папа целыми днями молча сидел в кресле и пытался поймать какую-нибудь иностранную радиостанцию. Он слушал английские, французские, русские и немецкие передачи, хотя не понимал ни слова. Маму это страшно раздражало, тем более что приемник был старым и шипел, как раскаленная жаровня.