Михаил Фарутин - Четвёртый Харитон

— Давай, давай, дружок, торопись, эва солнце-то где, не ночевать же нам опять под этой ёлкой.

И Орлик пошёл смело и уверенно, беспрерывно прядая ушами.

И, как показалось Харитону, да так и было на самом деле, Орлик выбирал более проходимые места, лучше и ловчее обходил буреломы и заросли. И всё торопился и торопился. Идёт, идёт, остановится, послушает и опять вперёд.

— Торопись, торопись, дружок, — подбадривал коня повеселевший Харитон.

Соболю, наверное, надоело кружение по лесу, он бежал сзади с высунутым языком.

Харитон едет. Но и солнце не стоит на месте — всё ниже и ниже. А ни дороги, ни тропинки как не было, так и нет…

Но вот Орлик остановился, навострил вперёд уши и громко заржал. Умолк. Послушал и опять проржал, и ещё быстрее пошёл по лесу. А лес всё реже и реже. Хвойный лес сменился смешанным, а вскоре м вовсе пошло одно чернолесье и, чего совсем не ожидал Харитон, дорога. Самая настоящая наезженная дорога…

Как на катапульте, выбросился из седла Харитон, обхватил коня за шею и начал целовать его в бархатистые нежные губы.

— Теперь хоть вправо, хоть влево пойдёшь, а дорога к жилью выведет — так или нет, Соболь? — радовался парень. И пустился вокруг коня в такой пляс, что любо было поглядеть со стороны.

Но никаких зрителей, кроме Орлика и Соболя, не было.

Соболь лежал на траве и непонимающими глазами следил за хозяином, а Орлик ловко срывал и с аппетитом жевал придорожный белый клевер.

— О-го-го! — радостно прокричал Харитон, окончив пляс, обтирая со лба пот. — О-го-го!

— О-о-о!.. — донеслось из-за берёзового перелеска в несколько голосов кряду. — О-о-о!

— Соболь, вперёд! — крикнул Харитон и, ведя коня в поводу, начал пробираться через березняк.

А голоса всё ближе и ближе и уже не «О-о-о», а «О-го-го!» отчётливо слышит Харитон, и говор, и смех.

Когда Харитон вышел из перелеска, перед ним открылась необозримая водная гладь, вызолоченная вечерней зарёй.

То ли озеро, то ли море, трудно понять. На берегу у костра стояли человек шесть рыбаков, и каждый по-своему что-то кричал, завидя воина:

— Давай, давай, пропащий!

— Нашёлся, нашёлся!

— Здорово, воин!

— Заблудился, — смущённо ответил Харитон, подойдя к рыбакам.

— Где же заблудился, коли на дорогу вышел. Поблудил немножко — это другое дело, — стараясь подбодрить Харитона, сказал, заглушив своим голосом все голоса, крепкий пожилой рыбак с седеющей бородой на загорелом лице. — В наших лесах это с каждым может случиться. Харитонов, если не ошибаюсь?

— Так точно, Харитонов. А вам откуда известна моя фамилия? — в свою очередь, спросил справившийся с волнением Харитон.

— Как же не быть известной твоей фамилии, коли ты ещё позавчера из «Коммунизма» выехал, а в «Золотых столбах» до сих пор тебя нет. Вот и забеспокоились и власти и народ. Завтра должны были поднять людей трёх районов на розыск.

— Как нехорошо получилось, — опять смутился Харитон.

— А чего тут плохого? Сейчас сообщим в район, что воин Харитон Харитонович в полном здравии и следует к своему месту назначения, — и захохотал, любуясь воином, а за ним захохотали все остальные рыбаки, радуясь за благополучие Харитона. — Ладно, ребята, — прервав хохот, заговорил тот же рыбак. Он оказался бригадиром рыболовецкой бригады, Александром Михайловичем. — Соловья баснями не кормят, давайте-ка отдадим должное нашему воину. Проголодался, наверное, да и устал, — и по-отечески, как-то тепло, потрепал Харитона по плечу.

— Проголодаться не проголодался, а поем с удовольствием, — ответил Харитон, — только раньше коня управлю да Соболя накормлю.

«Воин», — подумал бригадир. И вспомнил свою пограничную службу. Свою молодость.

Пока Харитон «управлял» коня: расседлал, обтёр вспотевшую шею и грудь, отвёл на хорошую траву да накормил Соболя, рыбаки приготовили ужин.

Бригадир усадил Харитона на своё место посредине стола, сам сел рядом. Первая миска с дымящейся ухой тоже была подана ему, Харитону. Гость есть гость — старый народный порядок. Учить этому никого не надо.

— И всю дорогу один путешествуешь? — спросил Харитона рыбак в матросской тельняшке, парень лет двадцати трёх, с выцветшими и без того светлыми волосами, загорелым веснушчатым лицом, толстой шеей и широкой, как показалось Харитону, метра полтора в обхвате, грудью и голубыми добрыми глазами.

— Почему один? Всю дорогу втроём пробирались.

— С кем? — переглянулись рыбаки.

— Я, Орлик и Соболь, — серьёзно ответил Харитон.