Алексей Леонов - Лёнькин букварь

Я взглянул на школу и испугался. У школы не было видно ни души. Я вспомнил, что я должен быть тоже в классе, где, как мне показалось, давно уже шёл урок, но я опоздал. Я побрёл тихо к школе, думая, что, может быть, мне вовсе не ходить, вернуться домой и сказать, что меня отпустили, что у меня заболело что-то, но брат скажет, что я соврал, и я с замиранием сердца подошёл к школьному порогу, стал перебарывать в себе страх. На моё счастье из класса вышел Алексей Сидорович, спросил:

— Ты что — задержался?

— Задержался, — ответил я.

— Ничего, бывает. Положи сумку и сходи наломай в саду черёмухи. Весна, а мы без цветов.

Алексей Сидорович сказал моему учителю отпустить меня в сад, ушёл в свою половину дома, где он жил. А я отправился за черёмухой.

По-прежнему осыпались лепестки с черёмух. Я находил низкие кусты с молодыми цветами, пушистые и пахучие, брался за ветку, нюхал, любовался ею и отпускал. Мне было жалко отламывать ветки, портить красоту. Я оставлял куст и шёл к другому, а они казались один другого красивее. Я дошёл до дальней канавы, где и решил всё же наломать черёмухи.

У меня много бывало разных желаний: стать человеком-невидимкой, научиться летать без крыльев, уметь шагать одним шагом от Каменки до Глотова, быть великаном, уметь разговаривать с птицами и зверями, найти миллион денег и накормить всех конфетами, но больше всего хотелось быть волшебником и сделать так, чтобы всю жизнь был ежедневно праздник, чтобы люди никогда не ссорились, не дрались, а только веселились бы. Волшебником, разумеется, мне побывать не пришлось, но праздники по моему желанию бывали бесконечно. И даже последний день в школе оказался праздником.

Что было самое интересное в этот день — в школу идти надо было без книжек и тетрадей, но нарядными. Раньше в деревне не слышно было утром ребячьих голосов, а в этот день с утра начались крики, веселье, слышалось: «Последний день — учиться лень…»

Я тоже радовался последнему дню. Завтра можно будет не вставать рано, а потом пуститься с ребятами в сад, в орешник; можно будет разрывать родники, ловить карасей, кататься на лошадях…

В школу мы принеслись раньше времени, потому что неслись на этот праздник наперегонки. Так было радостно всем. Правда, Шурка Машков и Ванька Сербиян, а ещё Митька Машков не радовались. Они оставались в своих классах на второй год, но всё равно не отставали от нас в дороге.

Сидели в этот день мы все в одном классном помещении, где учились второклассники и четвероклассники. Я выбрал себе на будущий год парту поближе к учителю. Я переходил к Алексею Сидоровичу и очень радовался этому, потому что его все любили и уважали и учил он хорошо. Отметки за учебный год зачитывали ученики: за первый и третий класс — мой брат, за второй и четвёртый — Вера Трихина.

Мне было радостно, что я перешёл во второй класс, и жалко Ваньку Сербияна, что он остался снова в этом же классе. Правда, Ванька не заплакал, но насилу удержался от слёз. Митька Машков засмеялся. Его родная тётка, Машка Сычиха, много лет ходила в первый класс, бросила — и не тужит, а он всего-то второй год в третий походит — велика ли беда. А Шурка сказал, что он и не пойдёт с осени в школу, будет с отцом пастушить, хлеб зарабатывать, а зимой будет работать в колхозе.

Алексей Сидорович поздравил нас с окончанием учебного года и сказал, что учебный год школьный закончился, а домашний должен продолжаться, что за лето надо прочитать как можно больше книжек, подготовиться к новому классу, что он будет заходить в библиотеку и спрашивать, кто берёт читать книжки. Потом он сказал:

— Все свободны. Можете идти.

С шумом и криками «ура» ребята бросились на улицу. Несколько учеников окружили Алексея Сидоровича, начали с ним разговаривать. Я не встал сразу из-за парты, посидел, примерился к ней, посмотрел за окна, на доску, географическую карту, большие счёты. Мне показалось, что тут будет лучше учиться, класс светлее и просторнее, и готов был сразу продолжать учёбу без каникул.

Ребята ушли, а мы с Мишкой направились в библиотеку. Я взял книжку про собак Бульку и Мильтона. И когда мы вышли за Глотово, я стал читать на ходу. Брат просмотрел свою книжку и пошёл быстро, я шёл и читал.

Проходил май, кончалась весна. Пели жаворонки над хлебами. А хлеба зеленели уже высокие. По ржи так и волк мог подкрасться, но я не подумал о нём. Я читал о Бульке с Мильтоном, и мне не было страшно, как будто эти собаки были живыми, рядом со мной бежали до Каменки.