Мариэтта Чудакова - Рассказы про Россию. 1861—1922

«С подавлением свободной политической жизни во всей стране жизнь и в Советах неизбежно все более замирает. Без свободных выборов, без неограниченной свободы печати и собраний, без свободной борьбы мнений жизнь отмирает во всех общественных учреждениях, становится только подобием жизни, при котором только бюрократия остается действующим элементом… Господствует и управляет несколько десятков энергичных и опытных партийных руководителей. Среди них действительно руководит только дюжина наиболее выдающихся людей и только отборная часть рабочего класса время от времени собирается на собрания для того, чтобы аплодировать речам вождей и единогласно одобрять предлагаемые резолюции. Таким образом, это диктатура клики, несомненная диктатура, но не пролетариата, а кучки политиканов… » (перевод Маргариты Школьниксон; курсив мой. – М. Ч. ).

Известным афоризмом Розы Люксембург был такой: «Свобода – это всегда свобода для инакомыслящих».

…Те, кто знает слова Ленина о том, что ее работы «…будут полезнейшим уроком для воспитания многих поколений коммунистов всего мира», вынуждены предположить, что он не читал посмертно обнародованной ее оценки результатов его действий.

Итак, Германия была повержена.

В Париже начались долгие переговоры между победителями. Россия, понесшая в течение 1914–1917 годов огромные жертвы, была из этих переговоров исключена – как вышедшая из войны без согласования с союзниками.

Не участвовала она и в подписании 28 июня 1919 года мирного договора в Версальском дворце в Париже (договор и получил название Версальского). И разумеется, не получила ничего из репараций, которыми Германия в последующие годы возмещала убытки стран-победительниц.

Жертвы России остались неоплаченными.

Ленина это не занимало. Зато он очень сочувствовал Германии и Версальский договор назвал договором «хищников и разбойников»: «Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве».

…Все-таки странновато звучат слова «беззащитная жертва» в применении к Германии, развязавшей Мировую войну.

Европа перешла к мирной жизни. Россия – нет. Итог этому прискорбному обстоятельству – выключенности России из деятельной, творческой жизни мира – с горечью подвел писатель Михаил Булгаков в своем первом печатном выступлении в ноябре 1919 года – когда он был на Северном Кавказе военврачом в Белой армии и корреспондентом газет.

Насмотревшийся в прифронтовых лазаретах и госпиталях на жертвы и Мировой, и Гражданской войн, без конца ампутировавший руки и ноги солдат, будущий писатель горевал о том, что его родине никак не удается перестать наконец воевать.

Булгаков писал: «…На Западе кончилась великая война великих народов. Теперь они зализывают свои раны. Конечно, они поправятся, очень скоро поправятся! И всем, у кого наконец прояснился ум, всем, кто не верит жалкому бреду, что наша злостная болезнь перекинется на Запад и поразит его («злостная болезнь» – революция, в распространение которой по миру умный Булгаков нисколько не верит. – М. Ч .), станет ясен тот мощный подъем титанической работы мира, который вознесет западные страны на невиданную еще высоту мирного могущества.

А мы?

Мы опоздаем…

Мы так сильно опоздаем, что никто из современных пророков, пожалуй, не скажет, когда же, наконец, мы догоним их и догоним ли вообще?»

Прозорливее и раньше многих Булгаков сказал о том, что Октябрьский переворот и неизбежно последовавшая за ним Гражданская война откинула Россию (находившуюся, как помним, в 1910-е годы на подъеме!) далеко-далеко назад.

«…Пока там на Западе будут стучать машины созидания, у нас от края и до края страны будут стучать пулеметы.

Безумство двух последних лет толкнуло нас на страшный путь, и нам нет остановки, нет передышки. Мы начали пить свою чашу и выпьем ее до конца. ‹…› Там будут строить, исследовать, печатать, учиться.

А мы… Мы будем драться.

‹…›

И только тогда, когда будет уже очень поздно, мы вновь начнем кое-что созидать, чтобы стать полноправными, чтобы нас впустили опять в версальские залы».

В день столетия начала Мировой войны историк А. Тесля напишет: «Первая мировая действительно оказалась последней войной в старом смысле. Она начиналась как способ решить политические вопросы. ‹…› Надеялись занять какие-то территории, взять Константинополь, вернуть Эльзас и Лотарингию, присоединить Триест, установить контроль над Сербией. Закончилась война исчезновением четырех империй (Австро-Венгерской, Российской, Германской, Османской) …» (курсив мой. – М. Ч. ).