Сергей Алексеев - Рассказы о Екатерине Великой

В своём письме Голицын писал, что русская армия дошла до турецкой армии, что выяснилось: в турецкой армии сто тысяч солдат, а в русской всего лишь тридцать.

Голицын спрашивал у Екатерины II, как быть: то ли вступать в бой, то ли ждать помощи?

Пришёл от Екатерины II ответ.

Читает Голицын:

«Римляне не заботились о числе неприятеля. Они только спрашивали: где он?»

Озадачил Голицына ответ Екатерины II. Однако понял: надобно наступать.

Отдал он приказ — вступить в бой с неприятелем. Вступил — и разбил турок.

По случаю голицынской победы в Петербурге был устроен парад и народный праздник.

Били пушки салют победителям.

Гремела военная музыка.

Парадным маршем проходили войска.

Посмотрела Екатерина II на князя Голицына:

— Вы у нас — римлянин!

Смутился Голицын:

— Кабы не вы, матушка… Кабы не ваш приказ…

— Не я! — рассмеялась Екатерина II. — Римляне во всём виноваты.

Во времена Екатерины II жила известная помещица Дарья Николаевна Салтыкова.

Чем же она известна?

— Своим богатством.

Верно. Но вовсе не из-за её богатства запомнили люди имя помещицы Салтыковой.

— Тем, что много крестьян крепостных имела! Верно. Но и не этим вошла она в историю.

— Была умна и красива.

Нет. Не поэтому помнит её история.

Помещица Салтыкова была очень жестокой. Била, истязала своих крепостных. Мучила и казнила. Сорок человек погибло по воле помещицы Салтыковой.

Говорили о ней крестьяне:

— Наша барыня — лютый зверь!

Прозвали крестьяне помещицу — Салтычиха.

Стали до Екатерины II доходить вести о разбойном характере помещицы Салтыковой.

Возмутилась Екатерина II. Однако нашлось у Салтыковой много защитников.

— Брешут, матушка, брешут. Говорят неправду.

— Почему неправду? Ведь до смерти забивает людей.

— Так ведь, матушка, как у всех. Все бьют своих крепостных. Как же без этого? Бывает, конечно, и погибают люди.

— Разве так можно: человек человека лишает жизни?

— Так ведь, матушка, Господом мир устроен.

Нашлись при Екатерине и умные люди:

— Распоясались помещики.

— Как бы от лихолетья дворян не стало бы бунта народного.

— Надо бы власть применить, государыня.

И вот когда пришло новое известие о зверствах помещицы Салтыковой, «Судить!» — распорядилась Екатерина.

На суде всё подтвердилось. И побои, и пытки, и смерть людей.

Приговорили Салтыкову к пожизненному заключению. А перед этим устроили позорную казнь.

В Москве на Красной площади возвели эшафот. Посередине него был поставлен столб. К столбу прикреплены три цепи.

Привезли Салтычиху. Приковали к столбу цепями. Приходите, смотрите люди.

Повалил народ на Красную площадь.

— Справедлива государыня! Заступница! Матушка! — благодарили Екатерину в народе.

— Своих не жалеет, — роптали богатые люди.

После позорной казни бросили Салтыкову в подземную камеру.

Просидела Салтычиха в заточении целых тридцать три года. До самой смерти.

Нелегко жилось крепостным крестьянам во времена Екатерины II. Они были полной собственностью помещика. Екатерина II дала право помещикам отправлять крестьян в Сибирь на каторжные работы, крестьянам же было запрещено даже жаловаться на помещиков… Некоторые помещики имели по пять, десять, двадцать и больше тысяч крепостных крестьян. Крепостного человека можно было продать, на что-то выменять или проиграть в карты.

Не раз крестьяне поднимались против помещиков. Вот и снова взметнулся народный бунт. Кроме крестьян в нём принимали участие и казаки. Начался бунт на реке Я́ик, потом перешёл на Волгу, на Каму, в степное Заволжье, на горный Урал.

Это была самая настоящая крестьянская война.

Во главе восставших стал умный и энергичный донской казак Емельян Пугачёв. Для того чтобы привлечь к себе больше народа, Пугачёв объявил себя русским императором Петром III — погибшим мужем Екатерины II.

— Не умер я. Остался жив. Не прикончили тогда меня в Ропше Катькины слуги, — говорил Пугачёв.

Объяснял Пугачёв, что он чудом спасся, а если кто-нибудь начинал сомневаться, что он истинный царь, — сдирал с тела рубаху и показывал на груди три метины.

— Царские знаки, — говорил Пугачёв. — Как родится государево дитё — сразу при царской печати.

Дивился народ: