Анатолий Давыдов - Целебный камень. Повесть и рассказы

Боль сковала голову, нижняя челюсть отвисла, приходится поддерживать её рукой. В ушах будто вата. Беспрерывно течёт слюна…

- Чего плюёшься? - подошла Маринка. Она была за кустом ивняка и, наверное, не видела моего позора. Молча показываю ей мёртвых шершней и чешу затылок.

- Укусили? - пугается сестра, обследует мою голову и радостно сообщает: - Жал нет!

- Тоже биолог нашёлся,- криво улыбаюсь.- Это только пчёлы оставляют при укусе жала, а осы жалят сколько хотят. У них жало что у бандита нож!

- Что же делать! - охает Маринка.- Если гадюка укусит, яд высасывают. От укусов пчёл сок одуванчиков помогает. Шершни - осы, выходит, их яд похож на пчелиный. Давай, Петя, одуванчик к затылку приложим.

Сестра помяла листочки одуванчиков и на платочке приложила к затылку. И в самом деле полегчало. Посидели мы немного, погрустили, а потом взяли мешки и побрели домой, с трудом передвигая ноги. Набрал я из холодильника в целлофановый мешочек льда, приложил к затылку, лёг и уснул.

Пришлось Маринке одной и Веприка, и кроликов кормить.

Проснулся от радостного крика сестры:

- Серая десять кроликов принесла!

Повертел головой - легче стало. И так я обрадовался, что не загрызли меня проклятые шершни, что нет ужо такой жгучей боли в затылке, что кролики появились…

А они такие забавные - маленькие, слепые, голые. Копошатся в пуху: серая крольчиха сама себя общипала.

- Пойдём отсюда, а то ещё и кормить но захочет!- тащит меня от клетки Маринка.- Знаешь, я им немного тысячелистника бросила. Как бы в награду!

- Разве что в награду! - буркнул я, вспомнив разговор с папой.

Заглянули к Веприку. Тот обрадовался, начал тыкаться рыльцем о наши ноги, потом лёг на бок, закрыл глаза.

Маринка почесала поросёнка, и он захрюкал от удовольствия.

- Ты, братик, и не заметил, что ещё со вчерашнего дня Веприк не кашляет. Видишь, повеселел!

Вот это новость! Теперь мама не будет сомневаться, что дети у неё хозяйственные растут.

Аистово. Так называется паше село. Длинной единственной улицей протянулось оно вдоль опушки Чёрного бора, а с противоположной стороны дворы упираются в болото. Впрочем, болота уже нет. Несколько лет назад его осушили и теперь выращивают там овощи.

Время от времени к нам наведываются специалисты-мелиораторы, недавно даже профессор приезжал. Долго ходил по полям с колхозным начальством, мял зачем-то землю в руках, заглядывал в дренажные трубы. Принюхивался к воде в каналах…

Обедал Сысой Александрович - так звали профессора - у нас. Его мой папа, колхозный агроном, пригласил. Ничего особенного в нём не было, человек как человек. Даже похож немного па нашего учителя биологии Владимира Петровича. Такой же неторопливый, рассудительный. За обедом взрослые вели разговор о колхозных долах, советовались с Сысоем Александровичем, как дальше вести полевые работы, а я тихонько сидел в своей комнате, прислушиваясь к мудрым профессорским словам. Подслушивать, конечно, нехорошо, по здесь случай исключительный - когда ещё я услышу профессора!

- Аисты к вам так и не вернулись? - вдруг спросил Сысой Александрович.

- Только и остались в названии села,- грустно ответил председатель колхоза Михаил Пантелеймонович.- Наверное, техники испугались, когда мы болото осушали. Два года грохот стоял.

- Надо бы их как-то привадить,- задумался Сысой Александрович.- Приладьте на деревьях колёса, да и вербы надо посадить вдоль крайних каналов для защиты от ветра. И будет у вас тут отличный микроклимат. А чтобы каналы не зарастали растительностью, надо пустить толстолобика. Очень полезная рыба.

…Весной за каждым классом закрепили определённый участок канала, и мы посадили вербы. Точнее, не посадили, а повтыкали, потому что мы просто втыкали в землю колья. Каково же было наше удивление, когда на кольях появились почки, а вскоре потянулись навстречу солнцу ярко-зелёные веточки. Толстолобик тоже сделал своё дело - словно бритвой срезал заросли рогоз, камыша и ещё всякой всячины, которая растёт на болоте. Вода в каналах стала прозрачной, даже дно видно.