Семен Гехт - Три плова

Она опять - товарная кассирша, а ее озерная станция, несмотря на то что все службы там помещались в землянках и вагончиках, становилась с каждым днем больше. Бывают на озере штормы, когда линию заливает водой и пассажирам кажется, что их поезд пошел прямо по воде. Ветер накатывал на линию валы, они затопляли пути, гнали к станции бревна. В такие часы товарная кассирша покидала свой обжитой вагончик и оттаскивала бревна, спасая от разрыва стрелки.

«Сама себе линию построила», - сказала мать Зины.

И стрелочница Зина рассказывала ей про подругу чудеса: как в ее конторе толпятся люди с накладными, как крича г: «Мой груз самый срочный, наиглавный!»

Но с той поры, как за озером проложили новую линию и у Пани стало прибавляться работы, захиревшая станция Зины совсем опустела, одичала. Теперь-то она и вовсе в стороне, где-то сбоку, в тупике.

- Некстати нам хлеба стали больше давать, - сказала однажды «Нашему километру» Зина.

- Как - некстати? - подивился тот ее глупости.

- Вроде мы безработные. Сами, что ли, не видите!

- Так и оставят нас в такое время сидеть сложа руки! - сказал, насмехаясь над ее простоватостью, обходчик. - Куда-нибудь перебросят.

Это было непонятно, но их оставили здесь, хотя он-то был уверен, что станцию закроют и их куда-нибудь переведут. Уныло было на станции. Диспетчер говорил, что селектор его будто засыпало прахом. Уже давно не было ни одного поезда, рельсы от скуки потускнели, отовсюду поперла трава…

- Как приедет начальник отделения, попрошусь у него к Пане, - сказала Зина.

Но начальник отделения, примчавшись на дрезине, проворчал:

- Имеешь понятие о дисциплине?

- Имею.

- А коли имеешь, сиди на месте! Мозговать надо! Замок на губах.

И он сперва постучал пальцем по своей большой голове, а потом и по ее маленькой, еще хранившей следы долговечной электрической завивки.

Его намек Зина поняла только в то утро, когда наши пушки, стоявшие недалеко от станции, заговорили разом. Зина, вот уже полтора года жившая среди войны, еще не слыхала такой пальбы и не видала такого огня. Наши пушки стреляли долго. В полдень на заглохшей станции, начищая своим движением потускневшие рельсы, появился бронепоезд. Он прикатил в вьюжном дыму, белый, плюющийся огнем из всех своих пушек. В низком небе выстраивались звенья штурмовиков. Они нависали над гитлеровскими колоннами, над их батареями и складами, а уж к вечеру через станцию провели партию пленных. В этих краях их никогда раньше не было так много. Пленные говорили, что надеялись отсидеться в болотах до конца войны.

Зина чинила белье, а Анна Федотовна пекла в печи хлеб, когда прямо к стрелкам подкатила дрезина с восстановителями.

- Ого, через нас проезжают, мама! - радовалась Зина. - А я уж полагала, - пошутила она, - так и останемся на краю света.

И Зина пропустила на запад первый состав. Вернувшись с флажком домой, она сказала матери:

- Теперь мы поважнее Пани!

Восстановители уходили дальше. Станция отодвинулась в тыл, и Зина уже давно не пряталась от обстрела в танке.

- Иди к телефону, - сказал дня через два диспетчер.- Тебя подружка твоя озерная вызывает.

- Смотри не зазнавайся, Зинуша! - кричала в телефон Паня. - Говори: примешь обратно или нет?

- Может, и примем, - смеясь, ответила Зина.

И девушки позволили себе в этот раз загрузить важный военный телефон еще несколькими совсем незначительными, но приятными для сердца фразами.

Дежурство Зины началось ночью. Она торжественно засветила фонарь. Теперь Зина пропускала состав за составом. Пути давно восстановили. Эта зеленая улица, по которой двигалась войска, была теперь дорогой соединения войск Ленинградского с войсками Волховского фронта. Оставался все же небольшой коридор, и в эту ночь Зина ждала, что вот-вот произойдет то, чего ждали кругом все: когда же заговорит на рассвете в радиотрубе всезнающий голос Москвы?

Он и заговорил в шесть утра - среди завывания вьюги, рокота проносившихся над станцией самолетов, лязга танков и всего огромного грохочущего движения конных, пеших и моторизованных колонн.

«Блокада прорвана», - сказал московский голос.

Мать возилась в это время в сарае с дровами. Она крикнула оттуда дочке:

- Москва-то что говорит?

- Москва говорит: скоро Паня к нам вернется, - ответила Зина.

- Солдатики бы наши скорей домой возвернулись! - проговорила, вздыхая, Анна Федотовна, уронив слезу на обросшее льдом полено.