Георгий Скребицкий - От первых проталин до первой грозы. Повесть о детстве

Джек искал дичь. Михалыч не спеша, громко шлёпая по воде сапогами, шёл за собакой, а мы шли сзади по бережку.

Вдруг Джек заволновался, забегал быстрее, потом сразу как-то припал к земле и медленно-медленно стал подвигаться вперёд. Так он сделал несколько шагов и остановился. Он стоял не двигаясь, как мёртвый, весь вытянувшись в струну. Даже хвост вытянулся, и только кончик его мелко дрожал.

Михалыч поспешил к собаке, приподнял ружьё и скомандовал:

- Вперёд!

Пёс переступил шаг и опять остановился.

- Вперёд, вперёд! - ещё раз приказал Михалыч.

Джек сделал ещё шаг, другой… Вдруг впереди него в камышах что-то зашумело, захлопало, и оттуда вылетела дикая утка.

Михалыч вскинул ружьё, выстрелил.

Утка как-то сразу подалась вперёд, перевернулась в воздухе и тяжело шлёпнулась в воду.

А Джек всё стоял на месте, будто замер.

- Подай, подай её сюда! - весело крикнул Михалыч.

Тут Джек сразу ожил. Он бросился через болото прямо в речку и поплыл за уткой.

Вот она уже совсем рядом. Джек раскрывает рот, чтобы схватить её, и вдруг всплеск воды, и утки нет! Джек удивлённо оглянулся: куда же она делась?

- Нырнула! Раненая, значит! - с досадой воскликнул Михалыч. - Забьётся теперь в камыши, и не найдёшь.

В это время утка вынырнула в нескольких шагах от Джека. Пёс быстро поплыл к ней; но, как только приблизился, утка вновь нырнула. Так повторялось несколько раз.

Мы стояли на берегу, у самой воды, и ничем не могли помочь Джеку. Стрелять ещё раз в утку Михалыч боялся, чтобы не застрелить случайно и Джека. А тот никак не мог поймать на воде увёртливую птицу. Зато он и не подпускал её к густым зарослям камышей, а отжимал всё дальше и дальше, на чистую воду.

Наконец утка вынырнула у самого носа Джека и сейчас же вновь скрылась под водой. В тот же миг и Джек тоже исчез.

Через секунду он опять показался на поверхности, Держа в зубах пойманную утку, и поплыл к берегу.

Мы с Серёжей бросились ему навстречу, чтобы поскорее взять у него добычу. Но Джек сердито покосился на нас, даже заворчал и, обежав кругом, подал утку Михалычу прямо в руки.

- Молодец, молодец! - похвалил его тот, беря у него дичь. - Посмотрите, ребята, как он осторожно её принёс - ни одного перышка не помял!

Мы подбежали к Михалычу и стали осматривать утку. Она была живая и почти не ранена. Дробь только слегка повредила ей крыло, оттого она и не смогла дальше лететь.

- Можно, мы её домой возьмём? Пусть она у нас живёт! - попросили мы.

- Ну что ж, берите. Только несите поосторожней, чтобы она у вас не вырвалась.

Мы пошли дальше. Джек лазил по болоту, искал дичь, а Михалыч стрелял. Но нам это было уже не так интересно. Хотелось поскорее домой, чтобы устроить получше нашу пленницу. Когда мы вернулись домой, то сейчас же принялись оборудовать для неё помещение. Мы отгородили в сарае уголок, поставили туда таз с водой и посадили утку.

Первые дни она дичилась, всё сидела забившись в угол, почти ничего не ела и не купалась. Но постепенно она стала привыкать, уже не бежала и не пряталась, когда мы входили в сарай, а, наоборот, даже шла к нам навстречу и охотно ела мочёный хлеб, который мы ей приносили.

Скоро утка стала совсем ручной. Она ходила по двору вместе с домашними утками, никого не боялась и не дичилась. Только одного Джека утка сразу невзлюбила, наверное, за то, что он гонялся за ней по болоту. Когда Джек случайно проходил мимо неё, утка растопыривала перья, злобно шипела и всё старалась ущипнуть его за ногу или за хвост.

Но Джек не обращал на неё никакого внимания. После того как она поселилась в сарае и ходила по двору вместе с домашними утками, для Джека она перестала быть дичью и потеряла всякий интерес.

Вообще домашней птицей Джек совсем не интересовался. Зато на охоте искал дичь с большим увлечением.

Джек был прекрасный охотничий пёс. Он прожил у нас очень долго, до глубокой старости. Сперва с ним охотился Михалыч, а потом мы с Серёжей.

Наступили последние летние деньки. Через неделю уже первое сентября, нужно идти учиться. Я, бывало, только вспомню об этом, даже сердце от страха сожмётся. Серёжа бодрился, говорил, что ему наплевать, но я замечал, что и он здорово побаивается.

Мы целые дни пропадали в лесу и на речке. Мама на нас не сердилась: «Гуляйте уж напоследок».

Помню, однажды прибежали из леса обедать. Мама встречает какая-то хмурая, чем-то, видать, недовольна.

- А Михалыч дома? - спрашиваю.