Владимир Киселёв - Только для девочек

— Не знаю. Чего-нибудь.

— Нет. По-моему, нет.

— И я теперь не боюсь. Это я раньше боялась. Хоть не показывала вида. Мне все казалось, что вот так ночью или под утро тихонько откроется дверь нашей палаты. Он войдет и придушит меня. Или зарежет.

— Кто?

Мне вдруг показалось, что Вика бредит.

— Он. Кент. Олег. Каждый из нашей компы дал ему записку, написанную своей рукой. «Прошу в моей смерти никого не винить. Я кончаю с собой потому, что мне жизнь надоела». И подпись. Чтоб каждый знал, что если что не так, его могут прихлопнуть. И подложить записку. Чтоб концы в воду.

Вика шептала тихо, почти не шевеля губами, и могло показаться, что она говорит все это, совсем не волнуясь, когда б не ее руки. Она накручивала уголок наволочки на палец так туго, так плотно, словно хотела намотать на палец всю подушку.

— Я хочу, чтоб ты знала… Мне все равно не жите. Инспектор меня подловил. На косынке. Теперь все размотается. Из-за меня. Кент меня пришьет. И когда это будет, ты расскажи всю правду. Не побоишься?

— Нет.

Во мне боролось недоверие со страхом и любопытством. Может, Вика решила надо мной подшутить? Так разыграть меня? Но нет, она не стала бы меня так разыгрывать.

— Он хотел всех нас повязать. И повязал. Все думают, что Валюта упал в драке и ударился головой. А на самом деле его Кент нарочно стукнул. Гаечным ключом. Чтоб была статья. На каждом. За умышленное убийство.

— Зачем?

— Я прежде тоже думала — зачем? Не понимала. А теперь поняла. Ему это нужно для власти. Чтоб каждое слово — закон. Чтоб на карачках перед ним ползали. Я когда попала в его компу, думала, как дурогонка, что он в меня втрескался. Он цветы носил, слова говорил. Сказал всем, что я его жена… Что мое слово после него второе для всех. Что мы потом в церкви повенчаемся. Я — поверила. Но и это ему нужно было тоже для власти. Надо мной.

От всех этих слов, похожих на змеиное шипение, мне стало очень страшно. Совсем так, как Вике, когда она училась в третьем классе, звалась Аграфеной, и я ей, вместо уроков, читала о «пляшущих человечках» и «пестрой ленте». Я стала поглядывать на дверь палаты с опаской. Вдруг она в самом деле откроется и… Я не могла понять, при чем здесь фиолетовая косынка. Это что — тайный знак? Я подумала, что те, кто входит в эту «компу», может, носят такие косыночки, как военные, закончившие американскую военную академию Вест-Пойнт, свои кольца с рубином, и спросила об этом у Вики.

Вика улыбнулась слабо и нежно.

— Ох, Оля, — сказала она. — Какая ты еще маленькая…

Она рассказала, что Кент всех предупредил ничего у себя не оставлять. А Вика оставила. Эту косыночку.

— Где же ты ее взяла?

И Вика мне все рассказала. Если бы я не знала, что она говорит правду, я бы ни за что не поверила, что такое возможно.

Кент, по ее словам, только в прошлом году «откинулся из зоны», это означало — был выпущен из лагеря, где отбывал наказание по «бакланке». Так у них называлась статья 206 — за хулиганство, потому что хулиганы на этом языке — «бакланы».

Олег — Кент быстро сбил «компу». Занимались они тем, что на ходу прыгали на подножки вагонов и открытых платформ товарных поездов. Есть под Киевом место, где рельсы идут по такому радиусу, такому полукругу, и там перед светофором товарные поезда замедляют ход. Ребята вскакивали на подножки, а потом по буферам перебирались на следующие платформы. У каждого с собой были плоскогубцы, отвертки, пилки, пустые мешки и сумки. На платформах — контейнеры. Без всякой охраны. Только пломбы навешены. А в контейнерах — женские сапожки и мужские костюмы, дорогие духи и копченая колбаса, наручные часы и велосипеды, ковры и транзисторные приемники. Пропажи не заметят, пока груз не придет на место. А там, попробуй, разберись, на каком участке сорвали пломбу и куда девались товары.

Кент следил за тем, чтоб похищенные вещи никто не оставлял у себя. Он предупреждал, что на этом всегда и попадаются.

Наибольшие трудности были у Кента со сбытом. Теперь неохотно покупают краденое. Кенту нужны были еще люди для его торговых дел.

«Компа» Валюты, — настоящее его имя было Костя, и это его фотографию показывал Вике инспектор Загоруйко, — была послабей. Летом они занимались «гопом-стопом», как объяснила Вика, это значило — обкрадывали вдребезги пьяных людей. Главный их промысел был зимой. Ранним зимним вечером они выбирали дом побольше, помногоэтажнее, поновей, забирались на верхний этаж одного из подъездов, там снимали пальто и шапки, оставляли их на лестничной площадке под охраной кого-нибудь из своих, а затем пешком спускались вниз. Два-три парня и обязательно девушка. «Когда девушка — больше веры», — объяснила Вика. Они звонили в каждую дверь и говорили, что они из этого дома только из первого подъезда, что у них там умер одинокий старик и что они собирают деньги на похороны. Девушка записывала на листе бумаги фамилии и сколько кто дал. «Для солидности», — пояснила Вика. За вечер набиралась порядочная сумма. Покупали вино, «балдели», для большего «кайфа» стали «подкуриваться» — курить марихуану, а некоторые начали и «ширяться» — вводить наркотики.