Владимир Киселёв - Только для девочек

Ох, и страшное же это было время. Я узнала, что при Иване Грозном в условиях постоянных поисков мнимых заговоров и воображаемых измен получили большое распространение доносы. Что царь эти доносы очень ценил и очень поощрял. Что при таком его настроении появилась масса доносчиков, которые за счет гибели других людей старались улучшить свое материальное и общественное положение. Тем более что доносы эти совсем не проверялись.

Было только одно доказательство вины: признание обвиняемого под пытками. А пытки научились проводить очень мастерски. Сам Иван Грозный изобрел для этого дела особый «жгучий состав». Он был действительно жгучий, выдержать его действие человек просто не мог. При такой пытке люди, понятное дело, не только признавали любую вину, какая им приписывалась, но еще и оговаривали других.

Для того чтобы полностью раскрыть эти воображаемые заговоры оговоренных людей, использовали провокации. Желая проверить преданность бояр, царь направлял им фальшивые письма будто бы от польского короля.

Количество убитых, замученных, казненных людей в царствование Ивана Грозного достигло десятков тысяч. Казнили не только осужденных, но даже их близких, их знакомых и родственников их слуг и малолетних детей. Многих ссылали в дальние места. Хотя и ссылка иногда не освобождала от последующей казни. Так было, например, с митрополитом Филиппом.

Такими были справедливость и государственная мудрость царя Ивана IV, которому уже после смерти поменяли имя. В летописи того времени сообщалось, что труп Ивана Грозного постригли в монахи и нарекли Ионой.

Ну, это так в летописи. А кто же его постриг в самом деле? Вероятно, парикмахер или, как выражались в те времена, цирюльник. Я написала про это стихи.

Папин заведующий отделом Дмитрий Максимович сам предложил мне прочесть какое-нибудь из моих новых стихотворений. Я прочла «Последний цирюльник». Дмитрий Максимович и его жена слушали стихи с обидой и огорчением, словно они были направлены против них, как некоторые люди слушают пародии и эпиграммы.

— Это непатриотические стихи, Оля Алексеева, — сказал Дмитрий Максимович. — Конечно, Иван Грозный, как это тебе известно из курса истории, допустил много ошибок. Но им было сделано и немало полезного. Он взял Казань. Он был выдающимся полководцем и талантливым писателем.

Я подумала, что можно было еще добавить: и великим химиком, раз он изобрел «жгучий состав», а в состав этот, несомненно, входили какие-то отравляющие химические вещества.

— Она у вас слишком много на себя берет, — обратилась жена папиного заведующего отделом Вера Сергеевна к моим родителям. — И мне кажется, что объясняется это не только влиянием школы. Мне кажется, что и влиянием семьи.

История, на мой взгляд, наука странная и не всегда понятная. Из истории следует, что и взятие Казани и даже опричнина были исторически неизбежны. Но из той же истории становится понятным, что царь Иван Грозный был одним из самых лицемерных, низких, мелких, отвратительных и отталкивающих существ на нашей планете. Трудно как-то при этом радоваться его историческим заслугам.

Папа мне подмигнул. Но я не стала спорить с Дмитрием Максимовичем и его женой. Я уже давно убедилась, что они не принадлежат к числу тех взрослых, которые поощряют дискуссии по поводу высказанных ими взглядов.

А стихи я послала в журнал. В «Рассвет». Мне долго не отвечали. Лишь совсем недавно, примерно за неделю до того, как я попала сначала под Володины «Жигули-Ладу», а потом в этот травматологический центр, мне прислали письмо, словно написанное папиным заведующим Дмитрием Максимовичем. Вот и сочиняй после этого стихи на исторические темы.