Мария Анисимова - Рюма в стране ирокезов

Лешка останавливается в двух шагах от незнакомца:

— Ты чей?

Мальчишка косится на Лешку, презрительно выпячивает пухлую нижнюю губу:

— А тебе что?

Пузан подходит ближе, почти вплотную, и просовывает плечо между берегом и мальчишкой. Тот, округлив в испуге голубые глаза, опушенные бесцветными ресницами, отступает от берега. Отступает туда, где глубже, где ему уже по грудь. Лешка молча напирает всем корпусом. Мальчишка пятится все дальше. Плечи уже скрылись под водой. У него от страха прыгают губы. Теперь он сам спрашивает:

— Ты знаешь… Ты знаешь, кто я?

Лешка молчит. Мальчишка пытается спастись авторитетом родителей.

— Я — Сошин… Жорка Сошин… Бакалея…

— Вот так бы и давно, — улыбается Лешка. — Вот и познакомились. А я Орлиный Глаз.

— К… как? — заикается Жорка.

— Орлиный Глаз, племя команчей, род Бизонов.

— Ты… Ты оттуда?

Лешка кивает головой. Вопрос ему понятен. «Оттуда» значит из Северо-Американских прерий.

— Давай руку.

Жорка хватается за «якорь спасения», и оба они вылезают на берег посиневшие от воды, с пупырышками на теле. Садятся рядом на солнцепеке.

— Понимаешь, — доверительно сообщает новому знакомому Лешка, — у нас тут Сын Большого Вождя живет. — Лешка тычет пальцем в сторону дачи. Жорка смотрит в сумерки лесной чащи. В его воображении встает бронзоволицый юноша в головном уборе из орлиных перьев. В руках копье. За спиной лук. На поясе бахрома вражеских скальпов. На гибкий стан накинута пятнистая шкура ягуара.

Жорка шепчет:

— Сын Большого Вождя…

— Угу, — кивает головой Лешка. — Он, понимаешь, совсем еще крохотный. Ему сахар нужно, и еще печенье, и еще…

Но тут список необходимого обрывается. Просто Лешка не знает, что едят младенцы. Зато он вспоминает другое и бодро заканчивает:

— И еще погремушку.

А потом бронзовый индеец в синих трусах и новый данник в коричневых вельветовых брючках и белой батистовой безрукавке идут в город. Они выходят на главную улицу и скрываются за железной калиткой в кирпичном заборе. Они входят на широкий двор, мощенный каменными плитами, поднимаются на террасу и встречают полную красивую даму в широком белом платье.

— Мама, знакомься, пожалуйста, — кивает Жорка на своего спутника. — Это индеец. Его зовут Орлиный Глаз. Он близкий родственник Сына Большого Вождя.

Жоркина мама округляет глаза:

— Как это — индеец?

— Очень просто — из Северной Америки.

Женщина всплескивает руками:

— Скажите, пожалуйста, — из Америки! Вы говорите по-английски?

«Индеец» скрестил на бронзовой груди руки и выдавил:

— Не. Не умею.

Женщина внимательно оглядывает гостя. Эта революция смешала все понятия. В их дом пожаловал краснокожий из другой части света. Говорят, в Москве даже негры появились. Совершенно черные негры. Индейцы — это цветные. Их не принято приглашать в дом. Дама спрашивает:

— Простите, как вас зовут?

— Леш… Орлиный Глаз.

— Пойдемте на кухню, Орлиный Глаз.

Вечером Орлиный Глаз вышел за железную калитку с туго набитым животом. В руках у него был сверток для Сына Большого Вождя. Во всю «индейскую» рожицу расплылась улыбка довольства.

Вскоре после переезда на дачу Нюрка первый раз попала в кино. Прибежал вездесущий и всеведающий Алешка Пузан и закричал:

— Пацаны! Девчата! Айда домой! В киношку пойдем! Соломон ведет!

Для городской детворы сходить в кино просто: купил билет и иди. А для детдомовцев это — событие. Во-первых, не так просто выкроить необходимые средства из куцого бюджета. Во-вторых, хлопотно — ведь не поведешь ребят, а особенно девчонок в город в трусиках.

Когда дача опустела, Нюрке взгрустнулось. Вот ушли, а ее бросили, никому-то она не нужна. Даже чуть-чуь в глазах защипало. Но проснулся Женька, и плакать стало некогда: и пеленки сменить нужно, и накормить малыша.

Сын Большого Вождя опорожнил рожок с молоком и принялся агукать, пузыри ртом делать. Нюрка присела у его постельки и, подшибив рукой щеку, пригорюнилась.

Вихрем влетела Шурка-Звонок:

— Улепетывай, Рюма, быстро! В кино пойдешь!

Нюрку сладко кольнуло в сердце — вспомнили, не забыли. Стараясь не показать свою радость, кивнула на Женьку:

— Куда ж я от него, от ребенка-то?

— А я? А я на что? — затараторила Шурка. — Соломон сказал: беги, Звонок, и пусть Нюрка обязательно идет. Она, говорит, сроду в кине не была. Мы, говорит, тебе отдельно билет купим.

Нюрка поправила у малыша подушку, подвернула одеяльце, и не спеша поднялась — боялась, вот-вот скажет Звонок: «Это я пошутила. Никто тебя в кино не возьмет». Но Шурка торопила: