Хачим Теунов - Правдивая повесть о мальчике из Кожежа

— Она же окончила учительский институт!

— Говорит, что этого мало. Хочет окончить институт, который дает самое высокое образование.

— Заочный педагогический? — подсказал я.

— Да, он самый. Извелась девочка: днем в школе, вечером за книгами. Все читает и пишет, пишет и читает. А по субботам учит молодежь танцам.

— И сегодня она там?

— Пошла туда с Барасби́ем, сыном Бидóкова.

Я развязал сверток:

— Это для Марзидан от моей приемной матери.

— Да как же так! — с умилением воскликнула тетя Зулижан. — Откуда твоя московская мать знает Марзидан?

Я слукавил:

— Они познакомились, когда Анна Сергеевна приезжала за мной.

— Вот не ожидала! Сколько лет прошло, а помнит… Прекрасный подарок! И косынка хороша, и коробка красивая. Спасибо твоей московской матери. Спасибо и тебе, Ахмед. Должно быть, Ахмед, твои аталыки очень богатые.

— Да, очень… добрым сердцем и светлой душой, — ответил я.

— И то верно, — согласилась она с охотой. — Я сейчас поймаю курочку, Ахмед, а ты зарежешь ее.

— Нет, — сказал я. — В другой раз с удовольствием поем твое джедлибжэ [16] Джедли́бжэ — курятина, приготовленная на сметане со специями. , а сейчас я должен идти домой. Аталык ждет.

— С радостью приглашу и твоего московского отца. Пусть и он отведает мою шуг-пасту [17] Шуг-пастá — соответствует русскому «хлеб-соль». .

— Нет-нет, спасибо тебе, Зулижан! Мы сегодня никак не сможем прийти. — И я стал торопливо прощаться, потому что был конец субботнего дня и до начала занятий в танцевальном кружке оставалось совсем мало времени.

— И с Марзидан не увиделся… — сокрушалась говорливая хозяйка.

— Я с ней в клубе встречусь, тетя Зулижан.

Она посмотрела на меня добрыми глазами, а в углах ее губ мелькнула еле заметная лукавая усмешка.

Я шел бодро, успокоенный добрым отношением тети Зулижан. Под развесистой акацией на перекрестке двух улиц увидел парня и девушку. Я остановился. Да, ошибки не было. Это она, Марзидан. А тот? Тот, конечно, был Барасбий Бидоков, о котором говорила тетя Зулижан.

Сердце заколотилось. Я почувствовал какую-то слабость.

В народе говорят: «Если стоят трое и беседуют, подходи смело, а если двое — проходи мимо». Но я не мог последовать этому мудрому совету. И не спеша, чтобы успокоиться, направился к ним.

— Добрый вечер! — сказал я почему-то, хотя солнце еще светило.

— Добрый день, Ахмед, — ответила она. — С приездом! — и протянула свою маленькую загорелую руку.

Поздоровался и Барасбий.

В ее живых глазах, оттененных длинными ресницами, я не увидал радости, хотя. Марзидан и была приветлива.

Барасбий — молодой человек среднего роста, стройный, крепкий, сильный. На нем все было красиво. Но сейчас он казался несчастным. Щеки его горели, а ясные глаза из-под черных бровей глядели виновато, и сам он держался неуверенно.

«Надо было пройти мимо», — подумал я и подал руку, чтобы распрощаться.

— Куда ты торопишься? — спросила Марзидан.

— Домой.

— Нам по пути. Пойдем до клуба вместе.

Марзидан возобновила прерванный мною разговор.

— Не могу понять, почему ты советуешь мне бросить танцевальный кружок? — обратилась она к Барасбию.

— Я это к тому, Марзидан, что тебе надо сдавать экзамены в педагогическом институте.

— Так ли это? — Девушка испытующе посмотрела на инженера. — Страшно не люблю неискренность!

— Правда, и мать моя…

Марзидан перебила его:

— По какому праву она должна вмешиваться в мои дела?

— Ты же знаешь: слухи, кривотолки…

— Вот как?!

Марзидан умолкла и больше не произнесла ни слова, пока мы не дошли до клуба.

Холодно распрощавшись, я отправился домой.

Теперь было понятно, почему Марзидан только изредка отвечала на мои письма из Москвы.

Вечером пришел Володя Тимижев, мой двоюродный брат, — насмешник и острослов. Володя выкладывал одну новость за другой.

— А инженер Барасбий сделался шефом Кожежа. По его проекту построили нашу гидростанцию.

— Это хорошо, — сказал я рассеянно.

— Да, конечно, — согласился он. — Но хорошо ли для тебя, братик, что Бидоков каждую субботу приезжает к нам издалека танцевать в кружке, которым руководит Марзидан?..

Среди благоустроенного нарядного села с его новыми домиками и ярко-красными кирпичными оградами наш двор выглядел не только старомодным, но и по-сиротски заброшенным.