Николай Морозов - Юта

- Вот как! Ну, а как же всё было?

- Немцы наших забрали, а Зимлер лошадей угоняет в Германию. Вот я и пришла, чтоб вы знали… Мою Волну он тоже угнал бы, если б не вы… А потом… - Юта запнулась и опустила голову.

- Что же потом, Юта? - мягко спросил он.

- А потом… Я сама пришла к партизанам… Нет у меня теперь ни Тани, ни тёти Вари, ни дедушки, ни Павла Петровича… Одна только Лиля.

- Выходит, меня обманули. Я верю тебе, Юта: ты действительно не убегала и тебя никто не приводил, - примирительно проговорил всё тот же мужчина.

- Если вы дядя Коля, то я прошу вас принять меня в отряд, - сказала вдруг Юта и, вспыхнув от смущения, добавила: - Я не детский сад.

Юта начистила до блеска сапоги и вышла из землянки. Настроение у неё было сердитое и решительное. Сердитое потому, что она вот уж пять дней как в отряде, а до неё будто бы и дела никому нет. Решительное потому, что такого отношения к себе она терпеть больше не будет, и об этом она заявит сейчас дяде Коле… Что ж это такое? Вчера вечером Лиля с Орловым опять ушли в разведку. Сегодня партизаны будут готовиться к нападению на карательный отряд, созданный Зимлером после того, как Борис с товарищами отбил около двух десятков лошадей, которых перегоняли с завода в городок. А что делать ей? Снова помогать старушкам кашеварам? Или - ещё хуже - слоняться по лагерю без дела?..

Несмотря на ранний час, солнце было жаркое. Лес дышал ровно и тихо, разноголосо перекликались птицы, где-то повизгивала пила и гулко стучал топор, но Юта ничего не слышала, - она обдумывала всё, что скажет командиру. Поднявшись на бугор, Юта направилась прямо к штабу.

У штаба её остановил часовой:

- Куда?

- К командиру.

- Только что ушёл. К медикам. Там Лиля… вернулась.

«Почему к медикам?» - подумала Юта, но спрашивать часового ни о чём не стала.

Она быстро обогнула штаб, спустилась к небольшому мшистому болотцу, пересекла его и догнала Николая Нико- лаевича в сосновом бору, недалеко от палаток, разбитых на лето для раненых и больных. Николай Николаевич на ходу обернулся к Юте и, сухо ответив на её приветствие, прибавил шагу. Юта поняла: что-то там случилось.

За палатками, у домика санитарной службы, построенного из сенного сарая, они увидели молчаливую толпу партизан. Юта заметила Лилю. Она стояла у крыльца, опустив голову. В руках у неё был продолговатый свёрток, который она держала так, как держит мать запелёнатого ребёнка. На Лилю снизу вверх смотрел не отрываясь босоногий мальчишка в коротеньких замызганных штанах и широкой рубахе с дыркой на локте. Он крепко держался за Лилину кофту. Рот у него был полуоткрыт, а глаза, казалось, хоть и смотрели на Лилю, но ничего не видели - такими они были затуманенными, безучастными, неподвижными. Мальчишка не оторвал взгляда от Лили даже тогда, когда Николай Николаевич подошёл к ней и тихонько отогнул краешек свёртка. Юта увидела льняные кудри и бледно-синее личико ребёнка со следами крови в уголках рта.

Николай Николаевич торопливо прикрыл личико и тронул за плечо девушку-санитарку:

- Унеси, Катя. Мальчика возьми с собой.

Лиля протянула санитарке свёрток. Мальчишка перевёл глаза на Катю и ухватился ручонкой за её гимнастёрку.

Катя и мальчик ушли в избу.

- Орлов где? - спросил Николай Николаевич.

- Ушёл.

- Куда ушёл?

- Я протестовала, а он отобрал у меня «лимонки» и ушёл. Куда - не сказал, хотя и без этого всё ясно… Анатолий с этим мальчиком из одной деревни - он знает, куда идти..

- Что говорил мальчик?

- Серёжа? Он не в себе. Мы его встретили ночью в лесу. Идёт посредине дороги, сестрёнку несёт и всё на неё смотрит. Спрашиваем: «Куда ты?» А он молчит. Он, по-моему, и сам не знал, куда идёт… Уж потом нам удалось кое-что узнать… У них в доме живёт немец. Вчера днём куда-то ушла мать. Сказала: скоро вернусь, но не вернулась и к ночи. Ночью, когда немец спал, сестрёнка заплакала. Серёжа никак не мог успокоить её, и немец сердито кричал на них. Потом он встал, подошёл к люльке и выстрелил…

…Девочку хоронили в полдень.

Николай Николаевич долго стоял у открытой могилы и молчал.

- Друзья! - наконец произнёс он тихо и остановился, подбирая нужные слона. - Друзья! - повторил он громче. - Немало товарищей по оружию похоронили мы здесь, в этой берёзовой роще. Вот сколько безмолвных холмиков вокруг! Сегодня вырастет ещё один холмик. Не боец, не партизан, погибший в схватке с врагом, будет лежать здесь, а маленькая девочка. Вот она, наша маленькая девочка… Её бы баюкать в люльке, согревать материнским теплом. Ей бы жить на радость людям. Но… Каким зверем нужно быть, чтобы застрелить беспомощное дитя!.. Мы отомстим за тебя! Фашистские преступники, детоубийцы, хорошо знают, что стоит наша ненависть, наш гнев. И они ещё не раз узнают это!..