Николай Морозов - Юта

Юта однажды читала, как ещё в старое время полицейские обыскивали комнату революционера: ломали пол, вспарывали матрацы и подушки, рылись в книгах - искали оружие, листовки и запрещённую литературу. Она схватила книжку, которую только что читала, и бросила её на край стола - нате, мол, смотрите, нисколечко я вас не боюсь!

А немцы вдруг раздумали производить обыск. Слова Николая Алексеевича их насторожили, они потоптались ещё немного, покричали и выпроводили за дверь полицая с петушиным голосом, а затем, грохоча коваными сапогами, выкатились из комнаты сами.

Таня и Юта удивлённо переглянулись, пожали плечами.

Николай Алексеевич подмигнул им:

- Продолжайте читать, девочки!

Через три дня стало известно, что деда Архипа гестаповцы повесили, а Борису Рязанову удалось бежать.

Их зверски пытали, добивались от них признания, с кем они связаны, кто дал. рацию. Убедившись, что вырвать признание у деда и Бориса не удастся, гестаповцы решили повесить их публично, на главной площади городка.

В последнюю ночь арестованных держали отдельно друг от друга. Бориса привели в чью-то заброшенную нетопленную избу. Для охраны оставили толстомордого немца в очках и рыжего полицая с петушиным голосом. Звали полицая Федька Клубень. Борис выждал, когда на улице смолкли голоса, и попросил полицая провести его в уборную. Клубень вышел в сени и долго не появлялся: уборной нигде не было, а на дворе стояла непроглядная темень и шумел проливной дождь. Вернувшись, Клубень приказал арестованному:

- Валяй здесь!.. Или лучше в сенях…

Борис молча пожал плечами: дескать, как хочешь, мне-то теперь всё равно.

Немец долго смотрел с недоумением то на Бориса, то на полицая, а когда наконец понял, в чём дело, сердито пролаял:

- Nein! Нет! - И, брезгливо сморщив нос, добавил: - Russisches Schwein! Русская свинья!

- Он-то? - Борис кивнул в сторону полицая. - Обидно, что русская. А свинья свиньёй, это верно!

- Ну ты, потише! - прикрикнул на него Клубень. - Чего стоишь как истукан? Давай с крыльца!

Борис с трудом сдержал радостную улыбку: когда его вели сюда, он заметил, что у обшитого тёсом крыльца разрушена одна стенка.

Клубень пропустил его вперёд и взялся за автомат.

Борис ступил на крыльцо и, стремительно подавшись влево, туда, где был пролом, юркнул в темноту. Полицай, остолбенев от неожиданности, замешкался и только тогда выпустил автоматную очередь вслед Борису, когда тот завернул за угол…

Прошло две недели.

О Рязанове ходили разные слухи: одни говорили, будто он скрывается в Сольцах, у сестры, другие утверждали, что Борис убежал в лес, к партизанам.

И вдруг он объявился.

Как-то рано утром Юте захотелось проехаться верхом к реке знакомой тропинкой, той, по которой в прошлом году она гоняла коз.

Погода была великолепная; ещё не жаркое солнце золотило крыши и верхушки деревьев, весёлыми зайчиками прыгало по воде речки; лёгкий ветерок набегал со стороны леса, приносил свежие запахи цветов и, поиграв с листвой берёз, исчезал.

В ложбине трава, умытая маленьким ночным дождичком, не успела просохнуть и поэтому была особенно свежей, нежной.

Вода в реке спала. В одном месте, где река делала крутой поворот, можно было свободно перебраться на другой берег по выступающим из воды камням.

Юта остановилась у реки и загляделась на её спокойное течение. По камням изредка шлёпала шустрая рыбёшка. Из лесу тянуло приятной прохладной сыростью, где-то совсем рядом задорно чирикала проснувшаяся птаха.

Вдруг птаха чирикнула коротко, тревожно - чиррик-чирк! - и, выпорхнув из прибрежного куста, взвилась в небо.

- Юта! - тотчас же негромко донеслось из кустов.

Девочка вздрогнула, обернулась на голос.

Сквозь густые заросли ивняка прямо на неё смотрели смеющиеся глаза Бориса Рязанова. Серая блинчатая кепка Бориса была заломлена, и из-под неё небрежно выбивался русый чуб; над левой бровью парня полз, уходя к виску, жгутик заживающего шрама.

Подмигнув Юте, Борис позвал кого-то:

- Давай сюда! Свои!

Через мгновение позади него показалась фигурка мальчика в потрёпанном пиджачишке и в широких потрёпанных шароварах, которые были заправлены в спущенные гармошкой голенища хромовых сапог. Мальчик вскинул голову и посмотрел сначала на лошадь, потом на Юту. У него был нос с горбинкой, большие чёрные глаза и размашистые брови, такие подвижные, что, казалось, это совсем и не брови, а крылья воронёнка, который присел на нос и вот-вот собирается взлететь.