Ока Городовиков - В боях и походах (воспоминания)

Адъютант, принявший от меня пакет, велел подождать. Потом появился офицер генерального штаба. Он передал мне благодарность от самого царя, а адъютанту приказал записать мои имя и фамилию.

Кончились маневры. Командир полка объявил перед строем мне благодарность. Полк ушел на зимние квартиры, и все понемногу стали забывать маневры. Но однажды командир эскадрона построил солдат и объявил, что царь за проявленное геройство и сметку на маневрах жалует рядового Городовикова грамотой и серебряным рублем. Тут же перед строем командир эскадрона вручил мне рубль и пакет с грамотой.

Командир эскадрона возбудил ходатайство о назначении меня в учебную команду. Командир полка не возражал: хотя я был почти неграмотным, царский рубль явился своего рода аттестатом. Приемная комиссия решила зачислить меня в учебную команду без экзаменов.

Быстро пролетело время. В учебной команде я считался одним из лучших солдат. Через шесть месяцев после окончания учебной команды меня произвели в младшие унтер-офицеры.

В это время шла русско-японская война. 9-й донской кавалерийский полк получил распоряжение отправиться на фронт. Предстоял далекий и трудный путь из Польши на поля далекой Маньчжурии. Полк выступил, но до места назначения не дошел. Началась революция 1905 года. Волнения прокатились по всей России, перебросились в Польшу, и полк возвратили обратно для подавления революционного движения в Польше.

Наш командир сотни был жадный и любил деньги. На маневрах, по его указанию, мы промышляли у крестьян корм для коней, а добрая половина полагающегося от казны коням фуража оставалась командиру как «экономия».

Сотенный созывал взводных урядников на «инструктаж» и говорил:

— Чтоб воровать что — ни под каким видом! Воровать, братцы, от бога грех, от людей стыд. Надо уметь по-казачьи взять так, чтобы никто не видел. Понятно?

Взводные отвечали хором:

— Так точно, ваше благородие!

— Лошадям нагрузка будет большая, а овсеца придется уменьшить. Но смотрите, чтоб лошади в теле не упали. Ежели что, шкуру спущу... Понятно?

— Так точно, ваше благородие, понятно!

— Имейте в виду: у меня три дочери, стало быть, надо по крайней мере три тысячи приданого. Понятно?

Взводные делали соответствующие выводы, и командир сотни здорово наживался во время маневров «на приданое дочкам».

В мрачных казармах воздух был вечно спертый и пропитанный запахом прелой шерсти и промокших портянок. Спали мы на деревянных нарах, вповалку. Постельного белья не полагалось. Привезенный из дому мешочный матрац набивали гнилой соломой, подкладывали под голову соломенную подушку — вот и вся постель. Клопы, блохи, вши были постоянными жильцами казармы.

До чего хотелось вырваться из опостылевшей казармы, уйти в степь, хоть на минуту почувствовать себя вольным! Но разве это возможно? Дезертировать бесполезно. Куда пойдет калмык? Домой, в станицу? Там все равно найдут, и будет еще хуже: отошлют в тюрьму. Тогда навсегда распрощайся со степью зеленой, с донскими станицами, с семьей!

Существовал, правда, один секретный и верный способ освободиться от службы. Об этом способе по ночам шептались калмыки. Служил в полку некий фельдшер, который за двадцать пять рублей снабжал желающего освободиться каким-то страшным, им самим составленным зельем.

Знали ребята, что дело это рискованное. И все же, доведенные до отчаяния муштрой и издевательствами, шли к фельдшеру. «Добрый человек», взяв задаток, давал калмыкам бурую жидкость и поучал, как пользоваться ею. Снадобье было сильнодействующим ядом. Через некоторое время солдат начинал болеть, шел на комиссию и увольнялся. Из восемнадцати калмыков, призванных вместе со мной в армию, тринадцать освободилось «по чистой». Помню, с какой радостью они уезжали домой, к семье. И как мы им завидовали! Денег у нас на «лекарство» не было: жалованья мы получали двадцать восемь с половиной копеек в месяц, да и то полкопейки вычиталось на свечи и лампадки к «святым иконам»,

...В 1905 году напуганное революцией, восстанием на броненосце «Потемкин» царское правительство немного «улучшило» голодное обеспечение солдата. Прибавили четверть фунта мяса, стали выдавать сахар — двадцать пять граммов в день — и даже один грамм чаю. В котле появились свежие овощи. Выдали постельные принадлежности: две простыни, две наволочки, одеяло (белье, конечно, мы стирали сами). Даже жалованья прибавили: стали выдавать вместо двадцати восьми с половиной пятьдесят копеек в месяц!