- Стянул ли, нет ли, а была у них с Костяшкиным афера - это точно. Ну, шут с ними, ребята! - заключил Ляпунов.
- Жень, - сказал Станкин, волнуясь, - это паршивая история, конечно… Но у меня к Шустикову доверия не было. Нет, знаешь, такого впечатления: невероятно! Этого нет. Но я не могу представить другого. Ты же фактически знал об этой уголовщине и никому ни слова не сказал! Мы же узнали случайно.
- И что переменилось, - осведомился Ляпунов, - оттого, что теперь узнали?
- Как «что»?
- Ну, что бы ты делал, если б узнал три дня назад?
- Поставил бы в известность, как же иначе?
- Кого? О чем?
- О том, что он предлагал тебе в бане. Само собой, надо было сказать в школе.
- Во-первых, как я мог бы что-нибудь доказать? Вон Валерий пробовал его прижать, когда Лешка с Костяшкиным пятиклассников лупил. И что?
- Ничего не вышло, - сказал Валерий. - Отвертелись оба.
- Все-таки, - упорствовал Станкин, - не нужно доходить до абсурда. Из школы могли бы сообщить в милицию. И милиции это, вполне вероятно, помогло бы.
- Ты сам доходишь до абсурда! Это из нашей замечательной школы… -…доложат, по-твоему, в милицию, что у нас, мол, вроде завелся ворюга? - докончил Ляпунов.
- Так что, с этой точки зрения, остается - невмешательство? - наседал Станкин.
- Молодцом, Стасик, всегда бы так! - и поддержала и уколола Лена.
- Так речь же идет об уголовном проступке одноклассника! - произнес Станкин, точно втолковывая.
- Жуть все-таки, а, Ленка? - поежилась Терехина.
- Об уголовном! - отозвался Ляпунов с некоторым вызовом.
В разговор вклинился Кавалерчик.
- Ребята, - сказал он примирительно, - к чему спорить, что надо было сделать три дня назад? Когда только что не один Женя, а мы все слышали, как Шустиков говорил, что мечтал погулять в последний раз! И что он будет там, где Косгяшкин! А Костяшкин, как теперь можно понять…
- За решеткой, если Лешка не врет, - сказал Ляпунов.
- Вот о том, что слышали мы все, - Кавалерчик обвел рукой остановившуюся полукругом компанию, - мы можем сообщить. Всем уж поверят.
- Резонно, - одобрил Станкин.
- А по мне, - сказал Ляпунов, - хоть Лешке часы, конечно, достались обманным путем, негоже нам его топить. Он сам попадется.
- Ну, знаешь, с такой позиции… - возмущенно начал Станкин.
- Действительно, Женька! - укоризненно вставила Терехина.
- Погоди, - ответил Ляпунов подчеркнуто спокойно, - ведь Кавалерчика, например, мы выручили обманом. И Шустиков - он паршивый тип, а насчет «полундры» фискалить все же не побежал.
Этот довод смутил всех. Станкин молчал. Гайдуков сосредоточенно мял в кулаке горстку снега, не слипавшуюся в комок.
Вдруг заговорила Лена.
- Дело Кавалерчика, - сказала она, - это была ерундистика. Раздули муху до размеров слона.
- Конечно, - ответил Ляпунов. - Только мы ж этого на собрании не говорили. А просто «муху» на «божью коровку» подменили. Так?
- Ой, Женька уж скажет! - вздохнула Терехина с нежностью и сокрушением.
- И коли мы теперь пойдем про Шустикова говорить, - продолжал Ляпунов, - как бы он нашу «полундру» не выдал. Вот какая вещь…
«Вещь» была серьезная.
- Что же, - сказала решительно Лена, - если получается, что фокус с «полундрой» заставляет нас покрывать Шустикова, придется прежде всего самим открыть, что это был фокус.
- Неплохо! - похвалил Ляпунов. - А как сам Борис?..
Даже при слабом уличном освещении видно было, как побледнел, вспыхнул и точно разом осунулся Кавалерчик. Он ничего не ответил.
- А по-твоему, Саблин? - спросил Ляпунов. - Открыть про «полундру»?
- Ни за что! - резко, громко отрубил Валерий. - Получится такая заваруха, в которой Борису достанется гораздо больше, чем Шустикову! И нам всем тоже. А Борису вообще не выбраться!
- Резонно, - заметил Ляпунов, передразнивая Станкина.
- У меня предложение, - сказал Гайдуков. - Сейчас примете единогласно. Перенесем-ка решение этой проблемы на какое-нибудь ближайшее утро, поскольку оно вечера мудренее. А сейчас все же новогодняя ночь…
На это возразила одна Лена, и разговор о Шустикове, таким образом, прекратился.
- Так, - сказала вкрадчиво Лена после паузы, - значит, отвоевался, Валерик?
Она впервые назвала его Валериком. Но это было не слишком приятно. Хотя из грамматики известно, что суффикс «ик» - уменьшительно-ласкательный, однако сейчас он, как ни странно, был пренебрежительно-уничижительным.
- Как это - отвоевался? - переспросил Валерий хмуро.
- Да так, устал, видно. - Лена вздохнула, насмешливо соболезнуя. - И за малышей больше не вояка?
Читать дальше