Раджаб Амонов - Весна в краю родников

— Эта муаллима́ будет учить вас русскому языку, — объявил он, представив нам учительницу. — Я хотел бы спросить, каждый ли из вас понимает, как важно знать этот великий язык?

Никто не поднял руку, чтобы ответить. Я тоже не поднял, но если бы меня вызвали, я бы сказал, что мне все сильнее и сильнее хочется знать русский язык из-за кино и книг.

Кино в те времена было немое. Люди на экране живые, что-то все время говорят, шевелят губами. А что они говорят, можно узнать лишь из подписи под кадром, сделанной по-русски. Что касается книг, изданных на незнакомом мне языке, то их было в магазине много. Нарядные, с картинками. Некоторые такие дешевые, что и я мог бы купить. Но зачем мне они, если я не пойму ни одной строчки. Что же в этих книгах? О чем они?

Разговорному языку можно было бы обучиться и так, без школы, думалось мне. По крайней мере несколько слов я уже знал — моей «школой» были улица и базар. Я мог спросить «куда пайдош?», «хочиш винаград?», я мог позвать «иди суда».

Как-то раз я даже попробовал разговориться с одним русским. Это был продавец лавки, в которой продавались карандаши, краски, тетради, газеты, журналы. Лавка находилась в так называемом Русском квартале, у самого моста, соединявшего квартал с другой частью города. Квартал называли Русским еще с прошлого века, когда наш край соединился с Россией. Раскинулся он у подножия Муга и Калламаноры и отличался от наших старинных кварталов: широкие прямые улицы, по их обеим сторонам стройные ряды деревьев, дома не подслеповатые и не прячутся за глухими дувалами, а весело смотрят окнами на прохожих.

Человек пять русских мальчишек, столпившись у прилавка, наперебой расспрашивали у продавца, какой товар сколько стоит, что-то покупали. Я наблюдал и прислушивался, запоминал слова.

Когда продавец освободился, я по-русски сказал ему, что мне требуется. Он не понял, нахмурился, наклонился и переспросил на чистейшем таджикском языке:

— Говори толком, мальчик, чего тебе нужно?

Я упрямо повторил опять по-русски, произнося слова еще медленнее и снова невольно коверкая слово «дядя» буквой «ж»:

— Дж’адж’а, дай каропка, рисавать.

Продавец дал мне коробку красок. Купил я еще и альбом, сочинив для этого тоже специальную фразу.

— Испасиба, дасвиданна, дж’адж’а! — простился я с продавцом.

— До свиданья. Пожалуйста, приходи еще! — улыбнулся мне продавец, отвечая по-русски.

Я прибежал домой радостный оттого, что сумел так хорошо поговорить на незнакомом языке.

…Поэтому я и ответил бы завучу, что я-то понимаю важность изучения русского языка. Но слова Хаджизаде показали, что понимаю я лишь частичку. Дело не только в кинофильмах.

Завуч торжественно сказал, что это — язык великого Ленина, язык общения народов нашей многонациональной страны, которые должны понимать друг друга, чтобы вместе строить новую жизнь.

Завуч говорил, а мы разглядывали нашу учительницу. Это была ладная круглолицая молодая женщина. Легкий румянец на щеках придавал особую прелесть ее нежному лицу с молочно-белой кожей. Большим карим ее глазам не очень шли коротенькие ниточки бровей, но губы у нее алые, пряди стриженых волос красиво сбегают по шее на белый воротничок голубого платья, улыбка доброжелательная. Нам нравится, что у нас будет такая учительница. Только один ехидный мальчишка хихикнул и заметил шепотом:

— Глядите, у нее руки ведь голые!

Да, на учительнице было облегающее фигуру платье, каких у нас женщины не носят, а рукава совсем короткие и видны белые, округлые руки. Обнаженные почти до плеч! И все-таки женщина держится как ни в чем не бывало.

На улицах города и на базаре мне уже доводилось видеть женщин в таких странных одеяниях, но мог ли я думать, что и учительница может оказаться одетой так же.

Когда завуч ушел, учительница сделала два шага вперед, оглядела замерший класс и с улыбкой сказала:

— Ну, здравствуйте еще раз, ребята!

Мы дружно отвечаем, но переглядываемся недоуменно. Что это такое — «ребята»? Умница Азиз должен знать.

— «Ребята» — это все равно что «бача», — шепчет он нам.

— Ты что?! — удивляется его сосед по парте, Тала́т. — Свой родной язык забыл? «Бача» — это «мальчик».

— «Ребята» — это тоже «мальчик»! — настаивает Азиз, и его поддерживает утвердительным кивком головы Мулладжа́н, мальчишка в рубашке европейского покроя.

Учительница напоминает свое имя: Александра Дмитриевна.

— Ого! — доносится до меня шепот Рахима. — У нее, оказывается, два имени!