Раджаб Амонов - Весна в краю родников

Много нового вошло в нашу жизнь и входило каждый день в краю родников, ощутившем весну. Новые песни. Новые явления. Новые события. Все вызывало живой отклик у людей, волновало сердца, настраивало на предощущение новых и новых перемен.

Вот и такое небольшое вроде бы событие: серебристые птицы полетели в нашем небе на север. Мы, мальчишки, реагировали по-своему: с минуту стояли словно остолбеневшие, наблюдали за полетом задравши головы, а потом закричали «ур-ра!», сорвали с голов тюбетейки и закружились в восторге как сумасшедшие.

А взрослые? Они поднялись с суфы, сгрудились в середине двора и долго молча наблюдали за полетом, пока стая самолетов не скрылась в небесной дали.

— Господи, сохрани! — взмолилась бабушка. — За семьдесят своих лет лишь голубей, ворон да орлов приходилось видеть в небесах, из рукотворного — воздушных змеев мальчишеских. А тут… Уму непостижимое вижу!

— «Небесный пароход» называется… — произнесла одна из пожилых женщин. — И говорят, человек сидит внутри!

Всех удивляло, как это может лететь по воздуху предмет, сделанный из железа, ведь это не то что легкий воздушный змей, которому достаточно дуновения ветерка. Как и где садится такой «небесный пароход»? Каково приходится в нем человеку, сотворенному богом, не теряет ли он сознания, привыкший ходить по твердой земле и вознесенный вдруг к облакам?

Прежде все тайны и загадки объясняли людям муллы, ишаны и чтицы-грамотейки. Для них ведь не было ничего непостижимого. Теперь тоже кое-кто вопрошал обо всем непонятном у них, всеведущих, но ведь столько стало непонятного! Разве хватит у них ума объяснить все, что несет новая эпоха?

Хватит не хватит, а старались. Например, тетушка Бибиойша, слывшая не последней среди чтиц, тоже наблюдавшая за полетом самолетов, изрекла:

— Про все это в старинных книгах написано, милые мои! Новая власть читает и делает по писаному, берет из святых книг секреты новшеств: и самолетов, и радио, и электричества, и огненной арбы [35] Огненная арба — паровоз. …

— А разве раньше никто не читал этих книг? — раздался чей-то коварный вопрос.

— Как не читали! А муллы, ишаны, шейхи? — заступилась за ученых людей тетушка Бибиойша, но ее слова встретили общим смехом: почему же муллы не воспользовались секретами, если это так просто?

У Бибиойши был заготовлен ответ: не было на то соизволения господа — пускать секреты в ход… Досточтимая тетушка говорила то, что привыкла говорить.

А мы, даже самые малые по возрасту, уже знали больше: то, чему нас учила школа. Все эти выдумки, говорили нам учителя в школе, на пользу религии.

Я помню, что однажды мне удалось даже поспорить с тетушкой, и она не нашлась что ответить. Дело было так. Почтенная Бибиойша толковала женщинам в утешение, что блага, наслаждения и радости не имеют в этой жизни цены и стремиться к ним грешно. Я слушал, слушал и вдруг при общем молчании задал тетушке Бибиойше вопрос:

— Тетя, а зачем же вы сами обзавелись садом и лугом, украсили свой двор? И покушать вы любите, и нарядные вещи у вас… Разве все это не грех?

Я нисколько не собирался ее обидеть, я просто спросил, чтобы лучше понять ее слова… Женщины улыбнулись, а тетушка растерянно поискала глазами бабушку, нахмурилась, сердито поглядела на меня.

Я выскочил из комнаты. Мне было немножко совестно, что я обидел славную женщину, но я чувствовал вместе с тем и радость какой-то маленькой победы. Над кем? Над притеснителями из старого мира. Ведь тетушка Бибиойша за них, хотя сама никого не притесняет.

Победа окрыляет. И я зашагал по улице, воодушевленно распевая песню:

В разгар лета я заболел. Пропал аппетит, кровоточили десны, в животе ноющая боль.

— Тебя сглазили! — решила бабушка и сходила за старухой-знахаркой.

Старуха объявила, что в меня вселилась чья-то злоба, надо ее изгнать. Она зачерпнула пиалу золы из очага, завернула пиалу в платок и стала водить ею по моему животу, читая заклинания:

— Пусть рука моя станет целительна, пусть изыдет злоба из тела этого мальчика. Чья бы это ни была злоба, соседа ли, прохожего, родственника или даже дервиша [36] Дерви́ш — странствующий нищий мусульманский монах. , пусть уйдет-исчезнет, перейдет к собаке либо к кошке, удалится в долины-степи, в горы-долы. Рука моя — не моя рука, это рука святой исцелительницы-биби, рука биби Ойши, рука биби Фатимы, рука биби Соджиды́… Прочь, напасть! Сгинь! С пальцев ног его сгинь, с макушки головы сгинь, с кончиков пальцев рук сгинь! Мальчик наш да будет неуязвим, да избавится он от злого глаза!