— Придумал! — прыскает со смеху Азиз. — Одно — это имя ее отца…
— А фамилия моя — Дьякова, — снова ввергает нас в удивление учительница.
— Еще и третье имя?! — потрясен кто-то, а ему пытаются объяснить шепотом, что это имя ее деда.
Начинается урок. Александра Дмитриевна пытается что-то рассказывать, однако видит по нашим лидам, что мы ничего не понимаем. Угадывать значение отдельных русских слов — это занимательно, нам нравится. И знакомиться с каждым новым словом тоже интересно.
Вот учительница идет к доске, но, прежде чем писать, спрашивает:
— Что у меня в руке, ребята? Это — мел.
Мы хором повторяем:
— Это — мель.
— Не «мель», а «мел», «мел-л»… «эл-л»… — пытается она заставить нас произнести твердое «л».
Вслед за ней мы повторяем: «Доска», а кто-то выкрикивает по-таджикски:
— Конечно, доска. А как ее еще можно назвать?
— Как? — удивлена учительница. — По-таджикски тоже «доска»?!
Мы обрадованно подтверждаем. На доске одна за другой появляются буквы алфавита, мы их хором называем, но то и дело возникают споры. На доске буква «в», а мы упрямо читаем хором «б», потому что нам знаком пока лишь латинский алфавит [38] С 1930 по 1940 г. в Таджикистане был принят латинский алфавит.
. Но обучали нас ведь тоже учителя? И класс выводит хором:
— Бе-е-е…
На следующем своем уроке Александра Дмитриевна опять разучивала с нами буквы и слова. Жаль, как только пробует что-то объяснять, рассказывать — дело стопорилось. Мы делались словно глухие, нам становилось скучно.
Учительница растерялась. Нам было ее жалко, но что мы могли поделать?
— Ладно! — решительно тряхнула она головой. Кажется, я что-то придумала…
* * *
Через два дня, в конце недели, мы узнали, что это означает. Учительница задумала повезти нас в выходной день в горы!
— Это будут практические занятия, вроде дополнения к уроку, — объяснил нам Хаджизаде. — Учительница считает, что так вы скорее станете осваивать язык…
Я не помнил себя от радости. Впервые поеду в горы! У нас в городе местность холмистая, но настоящие горы представлялись мне чем-то фантастическим, загадочным. Я думал, что гора — это непомерной высоты мрачный остроконечный исполин с отполированными до зеркального блеска гранями.
Радовался я еще и потому, что, по существу, впервые выеду за пределы нашего города. Ведь сады не в счет, до них рукой подать. А больше меня никуда не возили. Была когда-то, правда, поездка в соседний район Хавос, но я ее и не помню: был слишком мал.
…Утром выходного дня класс собрался у школы, возле грузовой машины со скамейками в кузове. Погрузились, расселись. Учительница была в сереньком костюмчике и платке, что делало ее еще привлекательнее и похожей на наших женщин. Она поставила в кабину рядом с водителем огромную тяжелую сумку, потом ухватилась за борт, ступила ногой на колесо и легко взлетела к нам в кузов.
Я впервые ехал на машине. Сколько впечатлений в один день! На этом самом грузовике, в его кузове, я сидел не раз, потому что шофер ака Джурабой — наш сосед по кварталу и иногда оставляет машину без присмотра. Даже прокатиться удавалось, зацепившись руками за задний борт. Но чтобы сидеть в машине и ехать настоящим пассажиром — это впервые!
Нас всех охватило радостное возбуждение. Говорили без умолку. Учительница едва успевала отвечать на наши вопросы. Нам хотелось знать русские названия всего, что попадалось на быстром пути. Я тоже разошелся, но спросил не о чем-нибудь встреченном, а показал на свою голову.
— Это голова, — рассмеялась учительница.
— А по-нашему — «калла́», — объяснил я, удивляясь некоторому созвучию «голова — калла».
— И правда похоже! — согласилась Александра Дмитриевна.
Сидевший рядом Азиз Эргаш прислушивался, его осенило: он показал муаллиме два пальца и пояснил, что по-таджикски это «ду» — «два». Тоже созвучие — «ду — два»!
Кто-то из ребят напомнил слова «бозо́р» и русское «базар», означающие одно и то же, наше «пул те» и русское «плати», тоже с одним и тем же значением… Почти каждый из ребят припомнил сходные слова. У нас получилась веселая и увлекательная игра. Теперь-то, вспоминая это, я думаю, как должна была радоваться учительница, что у ее питомцев вострился слух на лингвистику, на звучание живого слова.
Остался позади шумный пыльный город с его лавками и торговыми рядами, промелькнули виноградники селения Калачаи́ Гули́ Сурх. Начался подъем. Машина бежала меж поблеклых, безжизненных холмов предгорья. Впрочем, они лишь на вид безжизненны. Я так думаю, потому что знаю наши городские холмы, в точности похожие на эти. Тут тоже, наверное, бегают прыткие длинноногие муравьи (у нас такого муравья зовут «конек»), скачут желто-зеленые кузнечики. Только та разница, вероятно, что тут полевые мышки и прочие грызуны посмелее, чем в городе. Вон они высунули мордочки над рыхлыми бугорками земли, бесстрашно глазеют на нашу машину глазками-бусинками.
Читать дальше