Видое Подгорец - Цветы на пепелище

— Хлебни, — сказал он. — Глотай, деревенская образина!

Я взял бутылку, поднес ее ко рту… и поперхнулся горькой жидкостью.

— Эй, не вылакай все! — закричал другой вампир, испугавшись, что на его долю не достанется молока от бешеной коровки.

Как раз в это время к нам в школу пришел новый учитель литературы. Это был приятный на вид человек лет тридцати, высокий и смуглый. Его крепкое сложение свидетельствовало о силе и выносливости. Никто не знал, откуда он приехал и какое учебное заведение окончил, однако по его скромной одежде и небольшому количеству вещей можно было предположить, что, едва сдав последний экзамен в институте, он сел на поезд и приехал прямо в нашу школу. Он привез с собой только маленький потертый чемоданчик и поселился в интернате, в тесной комнатушке, предназначенной для воспитателей.

Одни говорили, что его неизвестно по какой причине перевели из Битольского педагогического училища; другие — что он был студентом, провалился на экзаменах и ради куска хлеба согласился работать в нашем интернате и жить под самым чердаком, населенном вампирами, и, наконец, третьи — что он работал прежде трактористом, окончил трехмесячные курсы комбайнеров, но в документе допустили опечатку: написали «литература» вместо «агрокультура». Вообще «макаронники» любили сочинять о своих учителях разные небылицы и, разумеется, сами не верили тому, что болтали.

Как бы то ни было, новый учитель стал преподавать нам литературу и одновременно работать воспитателем вместе с Божьим поросенком.

Трудно сказать, был ли у него какой-нибудь диплом, потому что в то время даже у многих наших профессоров такового не имелось, но свой предмет он знал прекрасно, и это выяснилось на первых же его уроках. Он постоянно сидел, запершись в своей комнатушке, обложившись книгами, но его широкое открытое лицо всегда было освещено мягкой улыбкой. Казалось, он вот-вот скажет хорошее слово.

Не знаю, как другим, но мне всегда было легче и проще общаться с людьми, не подавляющими окружающих избытком мудрости.

На одном из первых уроков новый учитель сказал нам:

— Не стесняйтесь спрашивать меня обо всем, что вам непонятно. Помните: на уроках я ваш учитель, но в свободное время — ваш старший товарищ.

Ученики старших классов, особенно тех, в которых он не преподавал, часто злоупотребляли его добротой.

Однажды, когда он появился в дверях столовой во время обеда, франтик Климе невнятно (рот у него был набит) объявил:

— Берегись, трактор идет!

Шутка была грубой, но многие прыснули.

Кто-то из старших учеников добавил:

— Гусеничный.

Тракторист (таким прозвищем наградили ребята нашего учителя литературы) не мог не слышать этих реплик, но он никак на них не отозвался, подошел к стойке, поговорил о чем-то с поварихами и дежурным и спокойно вышел.

Однако с его появлением в интернате ничто не изменилось. Старшие все также в любое время выходили в город и возвращались, когда им вздумается. Продолжалось и мое рабство у вампиров, которым я регулярно платил налог в виде сигарет. В спальнях становилось все холоднее, а голод — все невыносимее. И хотя я вначале был очарован добротой и человечностью Тракториста, в мою душу постепенно вкралось разочарование, а надежды, что он наведет порядок в интернате, рассеялись. Создавалось впечатление, что новый учитель не проявляет ни малейшего интереса ко всему, что здесь происходит. Делайте, мол, ребята, что хотите, а моя хата с краю.

Вскоре ученики старших классов выкинули такую злую шутку, которая, казалось, перешла все границы. Над дверью комнаты Тракториста они повесили ведро с водой, и, когда он толкнул дверь, чтобы выйти, вся вода вылилась ему на голову. Мокрый, как кот, упавший в колодец, он выглядел очень смешным и жалким. Все мы ожидали, что сейчас он бросится в спальни разыскивать виновников, станет кричать, грозить нам исключением из интерната, но он молча вошел в свою комнатенку и больше оттуда не показывался до самого утра.

Трое суток спустя, когда весь интернат пребывал в глубоком сне, я, как всегда, выполз из своей постели и осторожно открыл дверь спальни. В тот же миг открылась дверь в комнате Тракториста, и из нее высунулась его голова.

— Ты куда, Петров? — спросил он меня равнодушным тоном.

— В туалет, учитель, — соврал я и проследовал по длинному коридору и лестнице во двор, в конце которого меня дожидались вампиры.

Мы закурили, и при слабом свете спички я заметил, что у двоих из них на плечи наброшены одеяла, а третий завернулся в простыню. Мы молча потягивали горький дым, ничуть не интересуясь друг другом. И вдруг перед нами появился еще один вампир, также завернутый в одеяло. Казалось, что он упал с бледного зимнего неба или же материализовался из темноты.