Жоржи Амаду - Где пальмы стоят на страже...

— На помощь!

Плотника опять забрали в полицию. Когда он вышел оттуда на следующее утро, гнев его перешел все пределы. Он вынашивал планы страшной мести лису. Все лисы — отчаянные пьяницы. Он выставит на ночь во дворе таз с водкой. Когда зверь опьянеет, он его убьет. Медленно и верно… С удовольствием!

С вечера он приготовил эту любопытную ловушку и стал ждать. Часов так в восемь его стало клонить ко сну, и, уставший от бессонной ночи в участке, он задремал. Но точно в положенный час он проснулся: у входа в курятник, под молочным светом луны, возле таза с водкой, тихо шевелилось какое-то круглое пятно. Он приблизился со всей осторожностью, пригнувшись, как вор, быстрым взглядом окинув окрестность и взвешивая малейшую возможность к побегу врага, готовый в ту же секунду принять меры. И остановился… Лис был маленький, с большим пышным хвостом.

Подняв голову, он взглянул на человека невинными светлыми глазами и засмеялся:

— Кисс! Кисс! Кисс!

(Если б лис был англичанин и плотник знал по-английски, можно было бы подумать, что зверек просит, чтоб его поцеловали. Но лис был свой, бразильский. И очевидно, хотел дать понять, что ему чего-то хочется. Попробовать курятины, например… Вдрызг пьяный.)

Плотник рассматривал зверька с любопытством. Отсвет луны, который так украшает лисов и лисиц, посещающих по ночам курятники, придавал всей сцене золотистую ясность. И плотник, еще недавно полный мстительных замыслов, только легонько так толкнул лиса в бок, уже проникаясь симпатией:

— Пошел вон, мошенник несчастный!

И маленький лис пошел вон спотыкающейся походкой пьянчуги. Прошел через двор и остановился, задрав голову и глядя на луну. Он чувствовал себя вполне счастливым и принялся тихонько напевать какую-то песенку, совсем как человек:

И, окончательно захмелев, заснул под питанговым деревом.

К вечеру жара спала, и Домингос покинул свой гамак, где сидел, пощипывая струны гитары, после обеда, состоящего из миски сладкой маисовой каши, которую он ел медленно, в полном молчании, задумчиво поднося ко рту большую ложку. Выйдя во двор, он подошел к серому круглому камню и принялся точить об него свой серп.

Было воскресенье, и завтра начинался сбор урожая. Маисовое поле тянулось вдаль по долине, по рыхлой земле, еще вчера лежавшей под паром, и колосья стояли уже пожелтевшие, тронутые недавними дождями и внезапным зноем последних двух недель.

Покуда отец точил свой серп, намереваясь пойти нарезать веток с поваленных грозой деревьев, Жанжао всё вертелся вокруг, не отрывая от него глаз.

— Папа, а папа! Ты не забудешь мне попугайчиков принести, ладно? Птенцы живут в ложбине между кустами колючих мимоз, где гнездо термитов брошенное, в большой старой пальме. Не забудешь?

Крестьянин пошел через поле в огород, нарвать молодых огурчиков; потом — в сарай, где была сложена солома, и всё оглядывался, еще и еще раз оценивая взглядом созревшие колосья — пора ли собирать урожай?.. Спустившись в долину, где лежал поваленный лес, он набрал веток, нарезал сучьев покрепче и, связав большую охапку, хотел было направиться к дому, как вдруг вспомнил о просьбе сына.

— Да не трогать бы птенцов-то…

Но в тот день исполнилось Жанжао десять лет — десять грустных лет в этой пустыне; жаль было огорчать его из-за таких пустяков.

Селянин сложил свои сучья у изгороди, отделявшей расчищенную под плантации землю от дикой чащобы, перелез на ту сторону и, спрыгнув на землю, с силой ступая сандалиями из грубой кожи по низким веткам сухой куманики, хрустящим под его шагами, углубился в ложбину — в эти дни не освеженную ни одной водяной каплей, вскарабкался по пыльному склону и направился туда, где, развернув в сырых сумерках свои стройные ветви, вся обожженная пламеносным вихрем тех дней, когда ближний лес выжигали под посевы, стояла старая пальма.

Там, в развилке дерева, на высоте человеческого роста, глядела своим черным окошком на восход заброшенная постройка термитов, в которой этим летом поселилась чета маленьких попугаев.

Земледелец осторожно поднял жесткую от мозолей руку и стал шарить в гнезде, ища бесперых еще малышей. Но вдруг резко выдернул руку, ничего не понимая. Что-то резко, больно, режуще, мгновенно проткнуло ему ладонь в двух местах.