Иван Сабило - Пробуждение

— Говорят же, сосед заболел, — сказал Достанко.

— Ну и что? Вместе и сходим к твоему соседу. А потом — сразу на репетицию. Ну, опоздаем чуть-чуть, Евгения Викентьевна поймет.

Шульгин повертел головой. Витковская вспыхнула, и уже слезы на глазах. Уже на ресницах дрожат — вот-вот хлынут по щекам. Передернула плечиками, отвернулась и села за парту. Руки уперла в подбородок и смотрит на доску.

Наполеоны сразу о чем-то заговорили, окружили Шульгина, заобещали, куда-то заприглашали.

Шульгин потоптался. Вздохнул. Подошел к Витковской.

— Ты не сердись, пожалуйста, я действительно не могу.

— Ладно уж, прости, побеспокоила… Думала, понравились ребята в ансамбле, и партнерша Наташа такая девочка хорошая… Ну, пожалуйста, голубчик, давай вместе подумаем, как тут сделать? В какой он больнице?

— В Куйбышевской.

— Вот и прекрасно! После школы сразу и зайдем. А потом — во дворец.

— Я подумаю, — сказал Шульгин.

— Подумай, Сережа, и ты убедишься, что все это можно сделать.

Прозвенел звонок.

— Связался ты с этими артистами, — сказал Достанко. — У них в реквизите все — от слез до кулаков.

Шульгин ничего не ответил. Медленно прошагал к своей последней парте.

В класс вошла тоненькая светловолосая девушка в больших очках. Голубая кофточка и темная юбка с пуговицами до самого низа плотно обтягивали ее грудь и бедра. Казалось, она только что сошла с демонстрационного ковра Дома мод. В руке она держала учебный журнал, и было видно, как дрожала оттопырившаяся обложка.

Девушка остановилась у двери, словно не решаясь пройти дальше. Настороженно вгляделась в ребят. Казалось, она не знает, то ли пройти в сторону, то ли уйти совсем.

Шульгин догадался, что это и есть новая учительница математики, которая заменит Маргариту Никаноровну.

Все встали из-за парт и пристально разглядывали ее, а Достанко громко сказал:

— Ты ошиблась, девочка. Это восьмой «А».

— Вот и славно, — улыбнулась она. — Как раз он мне и нужен.

Эти слова будто придали ей решительности. Она подошла к столу, положила журнал. Поздоровалась и попросила садиться. Не говоря ни слова, повернулась и стала смотреть на улицу.

Ничего особенного там не было. Как всегда, шли машины, падал снег, а на карнизе пятого этажа дома на противоположной стороне унылым рядком сидели голуби.

— Ну, братва, пропал, — тихо сказал Ионин и скомкал приготовленные для футбола листки. — Она из меня Лобачевского захочет сделать, а я и таблицу умножения не знаю.

— Пусть только попробует, — сказал Достанко. — И сама не заметит, как однажды на кактус сядет.

Все, кто это слышал, вздохнули. А учительница выдержала психологическую паузу и решила, что больше молчать нельзя.

Повернулась к классу и произнесла:

— Я рада, что вы умеете молчать. Значит, умеете и слушать.

— Тронную речь приготовила, — шепнул Поярков.

— Отныне мне доверено вести у вас математику. Зовут меня Виктория Сергеевна Каткова.

— Николай Александрович, — привстал и кивнул Достанко. И сел.

— Шутник, — улыбнулась учительница. И тут же улыбка исчезла. Указательным пальцем она прикоснулась к дужке очков и властно сказала:

— Мальчик, встаньте! Назовите фамилию. Сегодня я познакомлюсь только с вами. Итак?..

— До…станко.

— Отлично! А теперь сядьте, Достанко. И, если до конца урока я услышу хотя бы одну реплику, вы раз и навсегда станете моим самым нелюбимым учеником.

Достанко сел. Было заметно, как левая рука его судорожно теребила край пиджака.

— С остальными я познакомлюсь чуть позднее, когда будем беседовать у доски. Итак, сегодня я никого не буду спрашивать, объясню новый материал. А уж со следующего раза приступим к традиционной игре в вопросы и ответы.

Медленно и тихо начала она рассказывать. Писала на доске, изредка перебивала себя вопросом: «А почему так?.» Немного подумав, продолжала дальше. И было такое впечатление, что рассказывает она не какой-то знакомый, выученный давно материал, а будто он рождается в эту минуту.

В середине урока на ее бледных, почти прозрачных щеках проступил чуть заметный румянец. Она вдохновлялась все больше и больше.

Никто не перебил ее. Никто не помешал ей сделать научное открытие. Никто даже не заметил, как быстро пролетел урок.

Шульгин сцепил замком руки на затылке и слушал учительницу… Но что это? В одном из уравнений — ошибка. Он уже хотел было подсказать ей, но Виктория Сергеевна положила мел и отошла к столу.