Иван Сабило - Пробуждение

Анатолий Дмитриевич уже несколько лет был в очереди на кооперативную квартиру. И родители Шульгина ждали, когда сосед въедет в новый дом. Они надеялись, что комнату соседа исполком отдаст им, и тогда дочка вместе с мужем перейдут жить домой. Но очередь двигалась медленно, поэтому все чаще можно было услышать, как мама говорит: «Вот когда Анатолий Дмитриевич получит квартиру…» Сосед же, вероятно, чувствовал себя виноватым, что до сих пор торчит здесь, вместо того чтобы уже давно освободить комнату.

«А при чем тут он? — впервые подумал Шульгин. — У него одна комната, у нас — две. Нам хватает. А сестра с мужем и в пяти комнатах вряд ли согласится жить с нами — им простор нужен, чтобы никто на психику не давил… Вот Зимичевы четверо в одной комнате, и ничего, живут».

Он забрал в аптеке лекарство и вернулся домой. Сосед ждал его на кухне. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, как он болен.

Анатолий Дмитриевич поднялся с табуретки, поблагодарил Шульгина и произнес:

— Извини, Сережа, завтра поговорим… Папаша твой нынче вздорный, торжествует. Все бороться предлагал, а куда мне бороться в таком виде? Я ему не соперник. Ну, пока, браток…

Он пошел в свою комнату, шаркая затоптанными пятками кожаных туфлей.

Шульгин выпил чаю, разделся и лег на диван. Долго слушал голоса родителей за стенкой. Вернее, говорил отец. А мать изредка произносила: «Хорошо, спи. Завтра на работу».

С детства он привык к этим голосам, а потому даже не вникал, о чем они там говорили. Но всякий раз, слушая их, понимал, что именно эти два человека, два голоса, ограждают его безмятежную жизнь от всяких бед и неурядиц. И спокойно засыпал на своем просторном, как аэродром, диване.

Перед глазами вдруг поплыли вагоны, все быстрее, быстрее. И какие-то они яркие, разноцветные, будто сказочные. В одном из окон он увидел Витковскую — она махала рукой, звала с собой. А рядом с ней — все тот же танцор. Улыбается, и в этой улыбке, кроме высокомерия, ничего нет. И так противно ему смотреть в эту улыбку, такой жестокой она кажется, что Шульгин изо всех сил прижимает ладони к глазам, чтобы не видеть…

Тут Шульгин перевернулся на спину и открыл глаза.

«Уж не заболел ли я?.. Только о Витковской и думаю!.. Вот сейчас возьму и перебью эти мысли другими», — силился он, и наконец ему это удалось. В отходящем от вокзала поезде он увидел себя. Лето, солнце… Он, Шульгин, едет на каникулы к своему дядьке под Новгород… И входит во двор сам Химов!

— Ну, явился? — интересуется.

Шульгин вспомнил, как он вышел на его голос из дома. В одной руке — молоток, в другой — длинные гвозди. Поздоровались, на радостях толкнули плечом друг друга — при этом Шульгин отлетел к забору.

— Явился, — сказал Шульгин. — Вот веранду делаем, дядя Женя велел доски прибить.

— Ну-ну, а под вечер на рыбалку сбирайся. Ты и брательник твой Колька… Небось в Ленинграде своем каждый день с удой сидишь?

— Нет, Химов, не сижу. Я ленивый.

— Все вы ленивые, потому что сытые… Птахе или рыбе некогда лениться, ей надо пропитание искать. И мужик, да еще если толковый, да если еще работать умеет, может себе позволить такую роскошь — лень. У него это как подзарядка аккумуляторов, чтобы дальше дело пошло.

— Ну да, — сказал Шульгин.

— Что «нуда»? Знаешь, что накормят, вот и ленишься… С брательником Колькой подходи часов около пяти. Захватим Брыкина и махнем за Мсту.

— А удочки?

— Придется бросить. Удочками только у вас в Ленинграде ловят.

Химов хлопнул Шульгина по плечу и пошел со двора, маленький, плечистый и сильный, как бульдозер. Протиснулся в калитку и пропал…

«… Ее бы туда!.. По сторонам широкой улицы — дома деревянные и каменные. А над ними, над всей окрестностью — гора высокая с белой церковью-памятником, с табличкой на кирпичной стене: «Охраняется государством». Вбежать бы вместе на гору, и чтобы дух захватило от неоглядности природы, от бездонности неба, от речек и речушек, вольно разбежавшихся в разные стороны. Показать бы ей эту красоту, а там пускай себе пляшет татарский танец», — прорвалась все-таки мысль о Витковской. Но он тут же поставил ей заслон своей памятью…

… С огородов прибежали дети Химова. Спрашивают:

— Наш Химов был?

— Был, — ответил Шульгин.

— Трезвый? — интересуется девочка (в третий класс перешла, на одни пятерки учится).

— Трезвый. И на рыбалку собирался. Нас с Колькой зовет. Я даже не поверил, думал, шутит.

— Ой, и мы хотим! — запищал ее младший брат. — Сережка, будь другом, поговори, чтоб и нас взял.