Секретарь ячейки, прочитав в журнале Сережино стихотворение, хлопнул товарища по плечу, что тот чуть не покачнулся. «Жми, Сережка, на всю катушку! Получается!.. Когда в Москву махнешь?» Стихи хвалили все ребята, у Сережи закружилась голова, и с этого времени он поверил — задание Чуплая выполнит. Сейчас надо сделать выбор. Между стихами и школой. Соединить их вместе казалось ему совершенно невозможным. Никто не стал поэтом в какой-то Плющихе. Но об этом здесь лучше не говорить.
Сережа помолчал и неуверенно сказал:
— Спасибо!.. Но меня в Плющиху не надо…
Учителя переглянулись, Бородин переспросил:
— Так какую тебе школу надо?
Сережа пожал плечами.
— Никакую…
— Не хочешь учителем быть?
— Да.
Улыбка на лице инспектора растаяла, и оно снова стало походить на птичье, Бородин крякнул, а Клавдия Ивановна укорила:
— А ведь это неблагодарность, Сережа.
— Нет, почему же? Не хочет — не надо, — сухо проговорила инспектор. — Только, право, не знаю, чего он ищет… Вот так, надумаете — явитесь в УОНО. Следующий.
Сережа вышел из канцелярии с видом победителя. Как и что делать дальше, он не знал. Но главное сделано, от назначения отказался, слово сдержал. И сами собой сложились строчки:
Пойду вперед навстречу лет,
Обратному дороги нет.
Мой друг, правдивый и суровый,
Поверь, сдержу свое я слово.
Сережа так задумался, что чуть не столкнулся лбом с Евгением Новоселовым. Тот насмешливо посторонился.
— Будто в облаках плывет! Потеха!
Сережа хотел поскорее отделаться, Женька загородил дорогу.
— Не получил назначение? Чего же ты?.. А я определился. Свидетельство за вторую ступень из-за хвостов не дают, так я заготовителем в сельпо поступил. От батьки отколюсь. На черта мне его лавочка! Все в глаза тычут.
Вон как! Всерьез задумал из дома уходить!
Женька переступил с ноги на ногу и крепче сжал Сережину руку.
— Новость… Тебе первому скажу… Сын родился! Думаешь, отказываться стану?
Сережа глядел на школьного товарища и никак не мог себе представить Женьку отцом. Значит, Липу он не бросил. И его чему-то вторая ступень научила. То, что у Женьки есть сын, подняло Новоселова в глазах Сережи.
— Поздравляю, Женя! Поздравляю!.. — сказал он и, забыв прошлое, похлопал его по плечу.
Женька глядел петухом.
— По телефону с Липой разговаривал. Говорит, сын чуть не десять фунтов…
В гору ехал какой-то сутулый человек в дождевике с забинтованной головой, которую прикрывала соломенная шляпа. Поравнявшись с ребятами, он придержал лошадь и глухо проговорил:
— Ты чего, Сергей, не узнаешь, что ли?..
— Папа?.. — вздрогнул Сережа и, перепуганный, бросился к отцу навстречу.
Лицо Ильи Порфирьевича осунулось, было бледным, но спокойным. Он показал Сереже место рядом с собой и отдал вожжи.
— Из больницы, к тебе по пути… Ничего, Сергей, ничего… Живой остался. Шел ночью с собрания. Слышу, кто-то крадется, оглянулся — меня раз по голове!..
— Опасно? Очень?
— Да врач не пугает. Выстриг волосы, рану прижег, зашил. Но велел еще раз приехать… Чем-то тупым меня стукнули. Хотели насмерть, да, видно, промахнулись.
— Кто? За что?
Илья Порфирьевич невесело улыбнулся.
— Нашлось за что. На собрании бедноты я настоял лишить голоса Новоселова и еще двух кулаков. Кому-то, видно, не понравилось.
— Неужели Захар Минаевич?..
— Не пойман, не вор, — задумался учитель. — А похоже, он подослал. Приезжала милиция, да что найдешь?..
Учитель замолчал, голова устало опустилась на грудь.
— Гражданская война кончилась, а внутри, как котел, бурлит. Не забывай этого, Сергей.
Коммунары встретили гостя радушно. Валька с Сережей распрягли лошадь, внесли в комнату вещи. Чуплай повел бровями — все кинулись прибирать книги, тетради, расправлять смятые одеяла. Скоро на столе появились горячий чайник, хлеб, сахар, селедка.
Илья Порфирьевич с интересом ко всему приглядывался.
— Молодцы, дружно живете… Скоро разъедетесь? Что ж? Пора за дело.
Узнав, что Сереже предлагали Плющиху, он немного удивился.
— Это за какие же заслуги? А ведь в эту школу мне самому когда-то очень хотелось. Верно. Назад тому лет двадцать. И школа хорошая, и природа там чудесная.
Сережа испуганно поглядел на ребят. Он сам обо всем расскажет. К счастью, в разговор вмешался Валька.
— Илья Порфирьевич, а выйдет из меня учитель? Я, когда говорю, руками машу.
— А ты не маши, держи одной рукой другую, — сказал Илья Порфирьевич, и все засмеялись. — Вот так, коммунары, на работе все ваши недостатки обнаружатся: кто руками машет, кто головой мотает. И чего не доучили, обнаружится. У вас на дверях объявление: «Выпускникам собраться вечером в общемжитии!» Что за учитель, если «общежитие» писать не научился?..
Читать дальше