Лариса Письменная: Тысяча окон и один журавль

Я делаю вид, что не слышу. Отец встаёт и стаскивает одеяло с моей головы. Я крепко зажмуриваю глаза — будто сплю. А может, я и вправду уже сплю…

— Майран… майран…

— Какой майран? Что ты болтаешь! Спи!

Маму свою я не помню. Ну, может, чуть-чуть. Может, руки её помню. И немножко — голос. Совсем немножко. Что она говорила — ничего не запомнил, только голос. Отец говорит, что наша мама была очень ласковая. Когда она учила меня ходить и я падал, её руки всегда подхватывали меня, это я помню. У отца руки сильные и твёрдые, а у мамы были ласковые. А больше я ничего о ней не помню.

Мы с отцом живём в коммунальной квартире, на третьем этаже. У нас большая комната с балконом и ещё свой отдельный узенький коридорчик. В нём на стене висит велосипед, а на полке разложен наш инструмент. Я уже здорово катаюсь на отцовском велике, только сижу не в седле, а на раме, потому что с седла не достаю ногами до педалей.

Недавно мы с отцом повесили в коридорчике жестяной умывальник. Утром в ванную всегда очередь, а нам некогда ждать. Мы теперь с вечера наливаем в умывальник воды, и стоять в очереди не надо.

У нас много соседей. Кухня общая, большая. В ней стоят две газовых плиты. Одна для Анны Павловны, ей надо много варить, у неё большая семья: три взрослых дочки и у каждой по мужу — это получается семь человек, да в придачу ещё и маленький Сашулька. А вторая газовая плита — на четыре комнаты, всем по одной конфорке. Ну, ясное дело, если кто-нибудь именинник или вообще ждёт гостей — ему разрешается занять и побольше.

Отец говорит, что скоро всех нас расселят, потому что дом наш старый, пойдёт на снос. Тогда каждая семья получит отдельную квартиру и отдельную кухню с плитой, а может, и с ванной.

А пока что — у всех только по одной комнате. Кроме Анны Павловны, у неё — две. Зато у неё нет балкона. И мы всегда вешаем ключ от нашей комнаты на гвоздик, чтобы Анна Павловна могла вывозить коляску с маленьким Сашулькой на наш балкон.

С Сашулькой все носятся, хоть он ещё совсем ничего не понимает. А Раиса Демидовна — она тоже наша соседка — без конца ворчит: мол, семеро нянек на одного ребёнка — это слишком много, и такой ребёнок непременно должен остаться без головы. Но у Сашульки есть голова, может быть, потому, что с ним целый день нянчится только одна Анна Павловна, а три её дочки и их мужья с утра уходят на работу. Анна Павловна часто говорит, что у неё прямо руки отваливаются — ведь приходится и убирать, и по магазинам ходить, и Сашульку нянчить. Она не представляет, что бы делала, если бы не наш балкон…

А Раиса Демидовна кричит ей: «Сами виноваты, нельзя позволять ездить на себе, как на цыганской кляче!» Анна Павловна от этих слов приходит в ужас, машет руками. Но Раиса Демидовна продолжает кричать: «Вот я не дала оседлать себя и живу, как мне самой нравится. Пусть дети шлют мне деньги, на то я им мать». И правда, Раисе Демидовне её дети всегда присылают деньги, но я ни разу не видел, чтобы они к ней приехали. Я бы на их месте тоже не приезжал! Кому это приятно — выслушивать её ворчание и разные попрёки. Она же никому доброго слова не скажет. Вот мы с отцом не любим ссориться, потому что мы с ним — друзья.

Я своего отца люблю. Он добрый и сильный. Он даже сейчас мог бы одной рукой подбросить меня к самому потолку. Но теперь, когда я уже стал большой и хожу в школу, я этого не позволяю. Да отец и сам понимает: не годится обращаться со мной, как с Сашулькой, я уже большой парень.

Зато отец часто берёт меня в кабину своего экскаватора и с охотой показывает, что к чему. Ребята из нашего класса даже завидуют мне! Ни у кого из них нет отца-экскаваторщика, и, уж конечно, никто из них не сидел в кабине экскаватора.

Мой отец не такого большого роста, он ниже дедушки Панчишина, а дедушка Панчишин уверяет, что молодым был ещё выше, чем теперь. Зато отец — во какой в плечах! Все зовут меня Славкой, а отец — всегда Ярославом, потому что я ему не только сын, а и верный товарищ. Он и сам так говорит: «Ты, Ярослав, мой верный товарищ!» И если ему надо что-нибудь решить, первым делом советуется со мной: «Ярослав, как ты думаешь, куда пойдём в выходной — на пляж или в лес по землянику?» — «Ну, ясное дело, в лес! Земляника скоро отойдёт, а купаться можно до самой осени».

Вот и вчера отец спросил меня: «Ярослав, как ты думаешь, не взять ли нам на экскаватор в ученики Марусю Давидюк?»

Я сразу даже не знал, что посоветовать, это ведь не в лес по землянику… Работа же у нас мужская, а Маруся не парень!.. Долго мне пришлось думать, но отец не торопил: ученик или помощник экскаваторщика — дело нешуточное, кого попало не возьмёшь. Раньше у отца был учеником Семён. Этот Семён хоть и парень, а намучились мы с ним по самую завязку. Другого такого лежебоку не найдёшь. Только выдастся свободная минута, запрячется куда-нибудь в уголок и спит. Если отец возьмёт меня с собой — это ещё хорошо: я всегда догадаюсь, куда спрятался Семён, и разбужу его. Спасибо, хоть храпит громко, издали слышно. А сейчас у меня как раз начались каникулы, есть кому разыскивать Семёна…