Лариса Письменная - Тысяча окон и один журавль

«Нам надо сделать людей на Весёлом счастливыми, — объясняем мы ей. — Ты нам поможешь».

«А как это делается?» — спрашивает Маруся.

«Мы должны добиться, чтобы все, даже самые злые, стали добрыми. Добрые — всегда счастливые, — разъясняю я Марусе. — Сначала мы сделаем добрыми всех людей в этих трёх домах, а потом и в остальных. Всех до одного!»

«Неужели это возможно?»

«Возможно, ведь мы знаем волшебное слово. Правда, отец? Это слово «майран», запомни и никому не говори, а то оно потеряет силу. Только мы трое будем знать его, больше ни одна душа. Отец, ты не забыл наш электрический фонарик?»

«Я никогда ничего не забываю, Ярослав».

В этот раз, хоть давно наступила ночь, мы на Весёлом не одни. В свете прожекторов работают строители, важно кланяются подъёмные краны с красными огоньками на верхушках — подают строителям блоки, части домов. Грохочут самосвалы. Но я знаю, что волшебное слово сейчас сделает так, что нас никто не увидит и не услышит, на то оно и волшебное.

Львиный камень таинственно темнеет на площади, где должен быть разбит сквер.

«Повторяй за нами», — говорю я Марусе и беру их за руки — отца и Марусю. И мы втроём еле слышно произносим: «Майран». Потом чуть громче. И наконец во весь голос: «Майран!!»

Из-под камня слышится тихий-тихий звон… Камень оживает. Что-то зажурчало, будто ручеёк бежит по струнам, и струны тихо звенят. Отец зажёг фонарик, и мы увидели, что из львиной пасти бьёт струйка голубой воды. Нет, уже не голубой — зелёной… розовой… лиловой… Вода переливается, как радуга, а нам не во что набрать её.

«Эх, нам бы сейчас фляжку Рустема, — вздыхаю я. — Как бы она пригодилась!»

«Фляжки Рустема мало», — отвечает отец.

Тут Маруся поспешно кидается к себе в барак. Через минуту она возвращается с большим кувшином.

Отец сейчас же подставляет Марусин кувшин под разноцветную струю воды. Потом струны перестают звенеть, и уже только капли падают: кап… кап… кап… И наконец всё стихает. Хорошо, что мы успели набрать почти полный кувшин.

«Пошли, не будем терять времени», — говорит отец.

Мы тихо входим в первую квартиру самого первого дома на Весёлом. Там все спят, кроме старенького дедушки. Он сидит на своей кровати и тихо стонет, наверно, что-нибудь болит. Но дедушка, видно, стонет не только от боли, он ещё и сердится. Я слышу, как он со злостью бормочет:

«Разве это врачи? Нарочно дают мне такие лекарства, чтобы я поскорее умер. Да и детки мои этого ждут не дождутся. Вот до чего я дожил! Ни уважения, ни благодарности! Собаке и той лучше живётся. Скорей бы издохнуть, чем так мучиться…»

Отец осторожно брызнул на деда каплю воды из волшебного кувшина. Дедушка не заметил этого, но сразу переменился:

«Ох… — с облегчением вздыхает он. — И что это мне всё мерещится? Ведь врачи так заботятся обо мне, да и дети пеня любят. Что это я всё ворчу? Отдыхать надо, а не сердиться. Дети-то у меня — дай бог каждому…»

И старик спокойно засыпает. Засыпает счастливым сном: он стал добрым.

Мы неслышно переходим от кровати к кровати, из одной квартиры в другую и на всех спящих без разбора, чтобы случайно не пропустить злого человека, брызгаем волшебной водой. Люди даже не просыпаются, но все, у кого на лице было злое или недовольное выражение, сразу добреют, улыбаются сквозь сон. Мы всё это видим — отец светит фонариком.

На третьем этаже, около двери Лампадии Андреевны, я говорю:

«А сюда и заходить не надо!»

И мы идём дальше. Мы обошли всех людей в первом доме и превратили всех злых в добрых, а добрых сделали ещё добрее. И после этого перешли во второй дом.

Тут мы увидели женщину, очень похожую на Раису Демидовну. Она заливалась злыми слезами и писала на своих соседей жалобы. Жильцы квартиры справа всегда мешают ей — слишком громко смеются, причём, ясное дело, смеются над ней. А соседи из квартиры налево завели себе собачонку, и эта собачонка может взбеситься и покусать её. И ещё она писала жалобу на соседей, которые живут этажом выше: у них маленький ребёнок, он часто плачет и не даёт спать.

Отец брызнул на злую женщину волшебной водой, и она вмиг перестала плакать. Теперь эта женщина ничем не напоминала Раису Демидовну. Она изорвала свою писанину на мелкие клочки, и видно было, что ей очень стыдно.

«Ничего, — шепчет Маруся, — завтра она помирится со всеми соседями и ещё подружится с ними».

На пятом этаже не спали целых трое: мальчишка немного поменьше меня, его отец и мать. Мальчишка орал как резаный и отбивался от родителей руками и ногами: