Город раскинулся на целые восемь километров. Он весь на низине. Ни холмов, ни пригорков. Пароходы на реке и заводские трубы на окраине города густо дымились.
Маленький перевозный пароход был битком набит пассажирами. С севера дул холодный ветер. Большая волна ходила по реке. Нам навстречу, от города, плыли лодки, в которых густо сидели женщины. Это возвращались крестьянки с базара. Волны плескались о борта лодок; казалось, вот-вот их зальет водой. Но женщины храбро гребли.
Стаи серых и белых чаек вились над водой. Океанские пароходы, груженные лесом, медленно шли по реке к морю. Наш перевозный пароходик перед ними казался малюткой.
Вечером я ходил по гавани. Множество парусных судов с рыбой стояло на причале. Вся гавань была пропитана удушливым запахом трески. Артели женщин и мужчин выгружали распластанную треску из трюмов прямо на мостовую, а с мостовой мужчины подбирали ее и клали в бочки.
Неумолчный шум несся из порта. Скрежетала и скрипела землечерпалка, гудели пароходы, слышался стук молотов, пыхтение машин… И странно было слышать их здесь, на далеком севере, за бесконечными вологодскими и архангельскими лесами, через которые я ехал сегодня и вчера.
Вечернее небо пылало красным огнем. Высокие облака громоздились горами. И немного ниже их над городом и над рекой носилась белая прекрасная птица — наш самолет, накануне прилетевший в Архангельск.
Толпы народа стояли на улицах, посматривая на чудесную птицу.
И странно было всем: вот тундра, вот бесконечные леса — и эта птица, летающая под облаками.
Все утро следующего дня мы готовились лететь в далекий путь — через Белое море. Наш самолет стоял на острове против Архангельска.
Команда самолета — пилот Копылов, командир самолета Вахламов, бортмеханик Клочко — работала молча, лишь изредка перебрасываясь отрывистыми словами. За долгий, трудный путь от Москвы до Архангельска они так привыкли понимать друг друга, что у них были исключены все лишние слова. Каждый знал, что делает, и делал молча.
Они сняли брезентовую одежду с самолета, и весь он, белый, четкий, диковинной птицей засветился на солнце, чуть покачиваясь на волнах. Вместо колес у самолета были «поплавки» — узкие, длинные лодки, закрытые со всех сторон. Налили в машину бензина и масла, сняли причалы. Пилот Копылов долго проверял рули — раз, другой, третий… много раз. А командир и механик осматривали каждый винт, каждую пружину мотора. Вот только тут — по их заботливости, с которой они готовили машину, — я впервые понял, что самолет требует исключительно большого внимания от тех, кто его ведет. В самом деле, не должно быть никакой оплошности, потому что маленький недочет в машине — и самолет не будет стоять в воздухе, а ринется вниз, и… смерть.
Наконец подготовка кончена. Пилот забрался на свое место, командир и механик — по поплавкам к пропеллеру, чтобы завести его. Повернули раз, другой, третий.
— Контакт!
— Есть контакт!
Мотор заработал. От пропеллера понесся вихрь, взрывая воду.
— Садитесь.
По доске я пробрался с берега на поплавок и влез в каюту.
Мы в каюте только двое — командир и я. Командир тщательно закрыл дверь. В переднем окне каюты мелькнуло лицо пилота Копылова.
— Готово?
— Готово.
В момент мотор ускорил ход, заработал, и самолет с силой сорвался с места, понесся. Поплавки забили по волнам… Впереди, как раз перед самолетом, — лодка. Она еще далеко, почти за полкилометра, но она мешает разбегу. Наш командир и пилот, делая знаки лодке, закричали, чтобы она повернула.
А на лодке радостно махали картузами, платками, приветствуя нашу птицу, и… не сворачивали в сторону. Самолет прошел мимо лодки очень близко. Мотор заработал сильнее, сильнее. За нами из-под поплавков бежала огромная волна с белым гребнем. Вдруг стук поплавков оборвался, и самолет сразу пошел ровно.
В одну минуту мы взлетели высоко над Архангельском. Город лег полуподковой вдоль реки, сжатый с трех сторон зеленой тундрой. Последний раз делаем круг, пролетая низко над домами. Прохожие, маленькие, как куклы, останавливаются, смотрят вверх. Над домами кое-где летают стайки голубей. Мальчуганы пускают бумажные змеи почти под нами. Очень красив главный проспект с трамваями и бульвар, отделивший зеленой рамой северную часть города от реки.
Мы делаем поворот. Самолет сильно кренится, и вот весь город прямо подо мной, и я смотрю на улицы отвесно с высоты. Такое впечатление, что дома, пристань — все валится. Общая катастрофа. Это жутко. И невольно клонишься прочь от окна. Но момент— и самолет летит опять ровно, забирая высоту.
Читать дальше