Айвен Саутолл - Мэтт и Джо. А что же завтра?

Ничего, подобного этому. Такое случается только однажды, а дважды не бывает. Достигаешь этой точки, и все, что было прежде, как бы отменяется, отходит прочь. Полное попадание. И возникает предельный, срывающийся вой самолетного мотора, словно набирает звук сирена, отчаянная, предупредительная сирена, истошная, обезумевшая. Она возвещает, что вот он настал, этот день, этот час, час настал!

Возникает пронзительный визг пропеллера, превысившего допустимый предел оборотов, и давит панель управления, давит с такой силой, что кажется, живому человеку не выдержать, живой не вытерпит, и вибрация пересиливает все живое, словно газы атмосферы превращаются в камни и камнями побивают тебя насмерть, потому что час настал.

В голове у Сэма кричали отдаленные голоса. Он-то все отлично слышал.

— Что с Сэмом? Бог мой, вытащите его оттуда.

— Да сделайте же что-нибудь.

— Подвиньте его, слышите? Подвиньте его кто-нибудь. Вытащите его как-нибудь из-под панели управления.

Сэм чувствовал, как чьи-то руки тянут его, рвут на части.

— Не троньте меня, — застонал он. — Дайте умереть на своем месте.

Но они не слышали, потому что наружу звуки не вырвались.

— Сэма подстрелили. Всё в крови.

— А, черт, нам не выйти из этого пике. Двести сорок узлов!

— Мэлколм, выведи ты нас из этого пике бога ради!

Сорок миль в час, представляете? Нестись с такой скоростью! И не в поезде или там еще как, когда вместе с тобой другие люди, а в настоящем автомобиле, сидя рядом с водителем, который ведет мотор по петляющей горной дороге. Только ты и он, и больше никого. И эта мощь, и скорость, и вой, и лязг, и тряска — о упоение! — и все это происходит здесь, сейчас, с тобой, покуда мистер Хопгуд вдруг не восклицает: «Бог ты мой, эдак и убиться недолго!» — и картинно сбрасывает скорость.

Деревьев пять, а может, даже шесть надломило, как спички, под тяжестью снега, повалило поперек дороги.

— А ну вылезай, — сказал мистер Хопгуд, и они вышли из кабины, вылезли оба. Сэм спрыгнул на дорогу, восхищенно смеясь, и стал тянуть колючие ветки к земле, стряхивая снег, а потом отпускать, и они хлестали его и обдавали брызгами и осыпали листьями и обломками сучьев. Это была жизнь — без риска и отваги, но все-таки жизнь. А ниже на склонах и вверху над обрывами то тут, то там с пушечным гулом ломались деревья и снег обрушивался вниз неожиданным белым водопадом.

Сэм кричал:

— Вы только поглядите!

О, какое сказочное зрелище, какой восторг, — стволы деревьев, ветви, листья качаются грациозно, тяжело и мечтательно, словно перегруженные суда на океанских волнах. Похоже на шторм, на бурю и упоительную опасность где-то там, на краю земли, у мыса Горн, например, где они на самом деле. Или снятся или мерещатся, но какая разница, лишь бы и тебе оказаться там, и тебе принять участие. О, какой удар по всем твоим пяти чувствам, какое оглушительное смятение, о дивное царство причин и следствий! А там — поглядите! — серые клочья тумана несутся поверху и понизу, словно призрачные обрывки, словно духи с секретным заданием, вбираются в древесные кроны и пропадают или же в ином обличий выползают где-то в новом месте. Потрясающе! Потрясающе! Вокруг все черное, белое, серое, грозовое, и все несется, и раскачивается, и крутится, и гнется, будто сама жизнь вдруг разбежалась и вылетела из тени на свет.

О небывалый день, и как случайно Сэм его нашел, как легко мог бы пропустить. Один раз свернуть не влево, а вправо и один раз сказать другое слово, встретить другого человека, и ничего бы этого не было. Был бы сейчас Сэм совсем в другом месте…

Итак, маленький «Тайгер-Мот» стоял против ветра и весь гудел, гудели парусина, и тяжи, и дерево в струях воздуха, разгоняемого пропеллером (ты бы мог быть в армии, или во флоте, или еще где-нибудь, но ты здесь, здесь, здесь), и, как жирная гусеница, из передней кабины поднялся и полез через борт летный инструктор в комбинезоне. Не спеша, как черная личинка. Вылез, встал, потянулся, выгибая спину и отстегивая сумку с парашютом. Потом, стоя на заиндевелой траве, стянул с головы кожаный шлем, снял рукавицы, и Сэм знал, что это значит. О господи, конечно, Сэм знал, что это значит.

— Давай, Клеменс. Машина твоя. Подымай ее в воздух.

И зашагал прочь инструктор в комбинезоне — Эванс, лейтенант авиации, Королевские Австралийские военно-воздушные силы — и даже ни разу не оглянулся. И пошел и пошел, все дальше и дальше, и мир вокруг Сэма становился все шире и больше, чем прежде.