Нина Дашевская - Второй

У-у-у-ух-х-х! – всего-то секунда. И за это время моё сердце успевает сгонять в желудок и обратно, как шарик на резинке.

Изо всех сил вдыхаю запах сосновых иголок. Вот за этот запах люблю это место; надо же было так испортить его тарзанкой. Канат привязан к толстой сосновой ветке на самом краю обрыва. Толкаешься и летишь над карьером; и назад.

– У-у-ух-х-х, – полетел Марио, его очередь. Бритая макушка отсвечивает на солнце. Марио недавно болел, а его мать думает, что все болезни – в волосах. Вот и побрила наголо. У него оказалась неожиданно красивая форма головы, ему идёт.

После него летит светловолосый Петер.

А я не буду. Больно надо.

Нет, я не трус. Просто не люблю это, не понимаю. Зачем бессмысленно рисковать. Если бы войти в горящий дом спасать человека – это да. А так…

И потом, как я могу быть уверен, что канат не порвётся или что ветка не обломится? Вон как трещит!

А за свои руки, пожалуй, я отвечаю. У меня сильные.

Вдруг Марио оглушительно свистит, но уже поздно – полицейский хватает первого, кто подвернулся: меня.

– Что это вы тут, а?! Свихнулись совсем! Это всё ты, всё ты их учишь своим штукам!

…Конечно, я, больше некому. Терпеть он меня не может, вот что.

– Доминик, беги! – кричит Шмулик. Они-то уже далеко, особенно Петер.

Но я не бегу. Я смотрю мимо полицейского с самым идиотским видом, на какой способен, и мычу:

– Да тут все… Все летают. И мы… А чего такого… А Петер не летал вовсе, просто смотрел.

Мне ничего не будет. А вот Петеру мало не покажется: полицейский – его отец.

– Спилю этот сук к чёртовой пр-р-рабабушке! – грохочет он.

Ну да, ну да, киваю я, стараюсь казаться меньше и безобиднее. Дожидаюсь, пока они убегут подальше. И как только отец Петера теряет бдительность, я резко бодаю его затылком в подбородок, он на миг ослабляет хватку – и привет! Никогда, никогда этому коротышке-полицейскому не догнать Доминика!

…Я нахожу их в городе, болтаются на рынке. У Марио сегодня есть деньги, он заработал утром и теперь угощает всех горячими вафлями. Деньги отдают Петеру, и пока он солидно платит за вафли, Марио успевает стянуть ещё и пирог с мясом.

С ними ошивается незнакомый парень в тельняшке. Новенький. Откуда взялся?

– Доминик! – первым замечает меня Шмулик. – Как ты? Сбежал?

– Чего сразу-то не свалил? – ухмыляется Марио. – Все утекли, а ты остался. Я же свистел!

Похоже, они не понимают, что я просто дал им возможность убежать!

– Чего он сказал-то? – хмуро спрашивает Петер.

– Сказал, что пустит тебя на котлеты, – мстительно говорю я. – И ещё сказал, что спилит этот сук к чёртовой прабабушке.

– А ты что?

– А я сказал: если спилят тарзанку, так мы на колокольню будем лазать всё равно!

– На колокольню! – вдруг загораются глаза у лысого Марио. – Вот это мысль!

Чёрт дёрнул меня за язык. Мы дожёвываем пирог (мне всё же достаётся кусочек) и дружно тащимся на колокольню. Она стоит на главной площади, прямо напротив ратуши. Нарядная, будто кремовый торт.

Но если нырнуть в арку, колокольня открывается с другой стороны. Там, где из-под слезающей штукатурки показались выбитые кирпичи. По этой стене можно залезть довольно высоко…

Я легко добираюсь до первого карниза, касаюсь его рукой – всё, достал! – и прыгаю вниз. Невысоко, метра два тут.

– А чего дальше-то не стал? – спрашивает новенький. Нацепил тельняшку и воображает себя матросом. – Мог бы подтянуться за карниз и спокойно дальше лезть. Боишься, что ли?

Сговорились прямо.

– Не боюсь я. Не хочу просто.

Скучно мне с ними, надоели. А Матрос наседает, прямо нарывается: боишься, да?

– Да не хочет он! Он не трус! – выкрикивает маленький Шмулик. Вот тут он и схлопочет у меня по чёрному кудрявому затылку, мне не требуются адвокаты!

Матрос откровенно наседает, а я отхожу. Назад. Вот придурок, драться ему хочется, видите ли! А мне вот не хочется! Он сплёвывает:

– Вот не думал, что на вашем берегу все такие. Кисейные барышни.

Ого, книжный мальчик: кисейные барышни. Наши так не говорят! Наши… Наши – это вот Марио. Глаза наливаются горячим, и он бросается на Матроса, они катаются по земле…

А я стою как дурак. Я просто не хотел драться. А эти двое хотели. Чего вот я теперь должен!

Встали, отряхиваются. Марио смотрит на меня презрительно. Он почти всегда так смотрит на меня: думает, что я и правда трус. А жалко: мне кажется, мы с ним похожи. Только мы двое работаем по утрам.

Этот, в тельняшке, уцепился за выбоины в стене и лезет на колокольню. Ну-ну, посмотрим. Это только кажется просто, тут надо знать… Я подсаживаю маленького Шмулика, подпихиваю его босую ногу – давай же, лезь! И он оказывается даже выше Матроса. Ещё чуть-чуть, и он достанет до карниза!