— Я первый поднял об этом вопрос, — не выдержал Сашко.
Галушко не стал возражать Сашко и произнес тоном, не допускающим возражения:
— Пусть не он. Пусть он себя вел хорошо. Но дед его был купцом и разъезжал на тройках! Отец имел кузницу и беспощадно эксплуатировал рабочий класс! А все мы знаем, что яблоко от яблони недалеко падает…
Андрей всего ожидал, но то, что сейчас говорил этот человек про его родного отца, про отца, который с тех пор, как Андрей помнит себя, не разгибал спины над наковальней, вывело Андрея из равновесия. Он потерял выдержку.
Не дослушав Галушко, без кровинки в лице Андрей поднялся и прерывающимся голосом сказал:
— Я не позволю о моем отце так говорить…
Нет, лучше бы Андрей не поднимался с места. Бывают моменты в нашей жизни, когда молчание действительно золото.
Андрей загорячился, начал рассказывать о том, что Самохин беспробудный пьяница, что сам он, Андрей, с детства работал…
Вспыльчивость Андрея только подлила масла в огонь.
Предварительное страстное слово Галушко о бдительности поколебало комсомольцев. Глядя на Галушко, присутствующие невольно думали: «Раз уж райком вмешался в это дело, мы ничего изменить не сможем».
Несдержанность Андрея как бы подтвердила его виновность.
После Андрея выступило еще несколько человек, но их слов Андрей почти не слышал. Он только механически отмечал, что выступающие уже избегают говорить «товарищ Савельев», «комсомолец Савельев», а говорят или просто «Савельев», или «он».
Андрей очнулся от забытья только тогда, когда поступило предложение: «Вывести Савельева из состава бюро и исключить из комсомола как чуждый элемент».
Андрей снова поднялся. Теперь он уже не искал сочувственных взглядов. В голосе его уже не было ни твердости, ни запальчивости.
— Я прошу вас не исключать меня из комсомола сейчас. Я прошу вас дать мне десять дней, чтобы я мог доказать вам правду…
Андрей не успел еще сесть на стул, как поднялся Гриша Рыбченко и примирительным тоном проговорил:
— Савельев напрасно волнуется: если, как он считает, все это ложь, то мы его тут же восстановим. А сейчас мы не имеем права оставлять этот вопрос нерешенным.
Всем присутствующим показалось это предложение мудрым, и многие даже ласково посмотрели на Андрея: мол, чудак, чего ты волнуешься? Если это неправда, так беспокоиться нечего. Опровергни неправду — и все будет в порядке.
Не дожидаясь голосования, Андрей вышел из аудитории.
«Опровергни неправду…»
Идя по длинному коридору техникума, он увидел в широкие окна уже работающие домны, высокие трубы мартенов, зеленые клены у здания техникума. На что бы он ни взглянул, все было ему близким и дорогим. Вместе с другими комсомольцами когда-то он рыл котлованы для этих доменных печей. Там, где встали мартены, убирал камни… Здесь сажал клены, акации… И все это делал или после занятий в техникуме, или в воскресные дни. Работал не за страх, а за совесть. Кто же может отобрать у него то, во что он вложил столько труда!.. «Сейчас же пойду на почту и подам телеграмму в прокуратуру района».
Пришли с заседания Сашко и Климов. Сашко с Климовым сказали ему, что они голосовали против исключения, что они не верят филькиной грамоте, но большинство проголосовало «за».
Потом пришел откуда-то Леня Пархоменко и передал Андрею письмо от Любы.
Люба писала:
«Золотой мой, если бы ты знал, как я счастлива! Только что ушла Маша. Наши все спят. Но разве я могу лечь спать, не написав тебе письма. Мама еще ничего не знает, но она, наверно, догадывается. Она как будто знала, что я выхожу замуж, и купила мне такого крепдешина, что ты меня в новом платье не узнаешь. Я решила это голубое платье сшить здесь, но надену его только тогда, когда увижу тебя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь другой первым увидел меня в этом платье.
Завтра пойду к Маше. Она учится в пединституте и поможет мне за каникулы познакомиться с программой пединститута. Я твердо решила перейти в педагогический. Как только ты защитишь диплом, мы поедем с тобой вместе в тот город, куда ты получишь назначение. Учиться везде можно. Там, где есть металлургические заводы, есть и институты. А если там и не будет института, я поступлю учиться заочно.
Дорогой мой, если б ты знал, как мне без тебя скучно! Пиши мне. Жду не дождусь твоего письма.
Целую крепко-крепко.
Твоя Люба».
Прочитав письмо, Андрей, подумал: «Зачем я буду ее огорчать, пусть хоть она будет счастлива».
Он понимал, что если примется за письмо, то непременно обо всем ей напишет. А зачем ей знать о его горе?..
Читать дальше