Эсфирь Цюрупа - Теплый берег

Полудин вытащил вилку из штепселя.

— Вот теперь я готов! — сказал он. — Входите, прошу! Не ожидал! Польщен! Друг мой, Алевтина Николаевна! Сейчас будем пить отличный кофе. Меня научили его варить в Италии…

Он говорил, пододвигая стулья, и усаживал маму Алю и усаживал Леся.

— Просто чудо, что вы меня нашли! Я так благодарен…

Мама Аля спросила тревожным, звенящим голосом:

— Почему вы так долго не писали? Хотя бы словечко!..

Полудин огладил выбритый подбородок:

— Друг мой, разве я себе принадлежу? Разъезжал, выступал, гастроли… — И задал встречный вопрос: — О, кстати, как поживает ваш верный оруженосец толстый моторист Санчо Панса? Все глядит на вас преданными глазами, как верный пес?

Лесь удивленно взглянул на мать. Он не обиделся за Антона, потому что любил и уважал верных псов, но разве Антон так глядит?

Мама Аля с отчаянием взмахнула рукой.

— Да боже мой! — сказала она. — Это не имеет никакого значения. Вы приехали слабый, больной. Почему не к нам? Не вспомнили, что вас ждут друзья?

Полудин приподнялся, красиво наклонив голову, поцеловал мамы Алину руку.

— Не гневайтесь, дорогая. Прямо с теплохода я на крыльях полетел на Абрикосовую улицу, дом номер четырнадцать. Туда, где растет старая айва, в тени которой, на скамье, мы с вами репетировали стихи…

Лесь сосредоточенно думал: как же так он летел на крыльях в их старый дом, когда носильщик сразу погрузил его вместе с желтым чемоданом на катер? И катер пошел в Сосновку?

— Я поднялся по знакомой наружной лестничке. Но я тщетно стучался в закрытую дверь, и какая-то сердобольная соседка мне наконец объяснила…

«Конечно, — подумал Лесь, — соседка ему объяснила, что мы переехали в новую квартиру. Но как же так? Ведь он перегнал нас на катере, и мы с Вячем кричали ему вслед!»

— А сердобольная соседка мне объяснила, что Алевтины Николаевны нет дома, она на работе, а детки где-то бегают, — закончил Полудин. — Верно? Бегают? — Он взял Леся за подбородок.

Лесь опустил глаза. Полудин говорит неправду. Все соседки сказали бы ему, что они уехали из этого дома. Ему стало стыдно за этого взрослого человека, который был Дон Кихотом, сражался со злом и неправдой. Был? Да нет, он, наверно, просто притворялся Дон Кихотом! Врун. Он вовсе не искал их с мамой Алей. Они ему не нужны. И он им не нужен. Ничуть.

А мама Аля? Что же она молчит? Почему не скажет ему, что он врун? Лесь посмотрел на нее.

Мама Аля сидела за столом очень прямо, бледная. Держала в руках чашечку с черным кофе и глядела в нее. Она сказала, не поднимая глаз:

— Наверно, вам попалась не соседка, Ипполит Васильевич, а посторонняя женщина. Она не знала… просто не знала. Мы давно уже там не живем, на Абрикосовой улице…

— Вот как? — быстро и деловито спросил Полудин.

— Да, — кивнула мама. — У нас новая квартира. Димка сейчас в лагере на Ладонь-горе. Я подумала, может, вам лучше у нас пожить, пока, до путевки. А там как хотите…

— С ванной? — спросил Полудин.

Ехали не в автобусе, а в такси с шашечками на боку. Желтый чемодан и палку с набалдашником положили в багажник. Позади. Потому что это «Волга». А вот если бы ехали, например, в «Запорожце», так чемодан ехал бы впереди. В «Запорожце» все наоборот: багажник впереди, а мотор сзади.

О таких важных вещах думал Лесь, сидя рядом с шофером, и не очень-то прислушивался к разговору взрослых на заднем сиденье. Однако прислушался, потому что мама Аля вроде бы оправдывалась:

— …Совсем забросила, на репетиции не хожу. Некогда. Двое ребят, знаете… Вечернюю работу брала. Сготовить тоже надо, постирать…

«Волга» с шашечками поднялась по шоссе далеко от моря. Вокруг все менялось, как в кино. Щетинились бетонными столбиками виноградники. Буйно цвели тамариски за кюветами, ветер мотал их, и казалось, что он раздувает розовое, сиреневое пламя. По одну сторону шоссе пастух бродил с транзистором на груди, пас шоколадно-коричневых телок, еще худых, не отъевшихся с весны. По другую сторону под голубым «Москвичом» лежал дядька, чинил, одни только длинные ноги в джинсах торчали. Его семейство сидело, разложив на обочине клетчатый плед, и бабушка в брюках разливала что-то дымящееся из термоса в пластмассовые миски. На крыше «Москвича» были привязаны раскладушка, подушка, самовар и водные лыжи.

— Дикари, — сказал водитель.

Лесь согласился, что, наверно, дикари. То есть обыкновенные цивилизованные люди, которые отдыхают без путевок, диким образом.