Александр Неверов - Ташкент - город хлебный (с илл.)

Опять мужики на улице говорили про Ташкент. Кружились в мыслях около невиданного, слушали про сады виноградные, дразнили себя пшеницей двух сортов: поливной и багорной. Цены невысокие. Рай! А попасть трудно: билет нужен, пропуск нужен.

Мишка не боялся.

Как в сказке, стоял перед ним Ташкент - город хлебный. Сады виноградные - во! Шутя можно урюку карман нарвать. Все равно, если ползком, никто не увидит.

Говорили мужики - воздух очень горячий там - задохнуться можно - и этого не боялся Мишка. Наверное, речки есть, как у нас. А раз речки - можно купаться.

Когда Сережка упомянул про киргизов, мимо которых придется ехать, Мишка и тут не сробел.

- Если киргизы - люди, чего их бояться?

- А можа, они не люди?

- Там увидим. Сейчас наскажут всякой всячины.

На полях стояла тишина. В голубом небе пели жаворонки. Ниже гудела проволока на телеграфных столбах, уходящих вперед длинной вереницей. За столбами - станция. На станции чугунка. Мишка два раза видел ее, когда с отцом в Самару ездил. Интересная! Ползет сажен на пятьдесят, из трубы - дым, как печка топится, и дудок свистит.

Шел Мишка в отцовском пиджаке, подпоясанный солдатским ремнем, широко размахивая палкой. За плечами мешочек-пудовичек. В нем другой мешочек, сшитый из материной станины красной. В красном мешочке - кружка жестяная, тряпочка с солью, кусок травяного хлеба и старая бабушкина юбка, которую надо продать городским.

Сережка шагал босиком с левой стороны. Большие мужичьи лапти с длинными бабьими чулками висели через плечо. К лаптям привязаны два мешка, скатанных трубкой.

Шли и уговаривались - друг друга не бросать. Захворает один - другой должен ухаживать. И кому подадут вперед, чтобы пополам делить.

Когда показалась маленькая станция, Сережка сказал:

- Гляди, Мишка, я дымок вижу. Это не наша чугунка?

Мишка растопырил ладонь около глаз.

- Теперь вся чугунка наша. На которую поспеем прежде, там и поедем.

- А много их?

- Штук двадцать.

- Ты передом пойдешь?

- Угу.

Сережка улыбался.

- Я все равно не боюсь. Сколько верст ушли, а ноги не устали. Давай сажени мерить!

- У меня шаги шире твоих.

- Я тоже буду широко шагать.

Мишка советовал:

- Не надо торопиться - хуже устанешь.

На бугорке присели отдохнуть. Вытащили тряпички с солью, расстелили на травке. Сережка сказал:

- У меня соли больше, чем у тебя.

- А хлеб у тебя есть?

- Положила мама четыре картошки.

- Картошкой не наешься, хлеба надо.

- Где я возьму?

Мишка нахмурился.

В мешке у него лежал кусок травяного хлеба. Хорошо, если бы и у Сережки лежал кусок травяного хлеба. Тогда у обоих поровну, а теперь невыгодно. Куснут раза по три - останется половина.

- Почему ты хлеба не взял маленько?

Сережка лежал на животе, обсасывая травку. Глаза у него стали скучными, верхняя губа плаксиво топырилась. Поглядел он в ту сторону, где деревня осталась - даже колокольни не видать. Поле кругом да столбы телеграфные. Если назад вернуться - до вечера не дойдешь.

Жалко стало товарища Мишке.

Вспомнил уговор - помогать друг другу, отломил кусочек хлебца.

- На! Придем на станцию отдашь. Ты думаешь, хлеба мне жалко?

Сережка молчал.

Съесть он мог больше фунта, а Мишка дал маленькую крошку. Не станут давать на станции - жди до утра. Не станут утром давать - жди до вечера. Посмотрел еще раз в ту сторону, где деревня осталась, вздохнул.

- Ты что вздыхаешь?

- Это я нарошно.

- Испугался?

- Ну, испугался! Чего мне бояться?

- Теперь все равно домой не дойдешь до вечера. Вечером волки нападут…

Оглянулся Сережка во все стороны, а Мишка рассказами страшными мучает:

- Дойдешь до Ефимова оврага - там жулики по ночам сидят. Недавно лошадь отняли у мужика и самого чуть-чуть не убили.

Поднялся Сережка, сел - ноги калачиком - со страхом поглядел на товарища.

- Ты сколько дней можешь не емши протерпеть? - спросил Мишка.

- А ты?

- Три дня могу.

Сережка вздохнул.

- Я больше двух не вытерплю.

- А сколько без воды проживешь?

- День.

- Мало. Я день проживу да еще полдня.

Когда отошли от бугорка, Сережка сказал неожиданно:

- Я тоже проживу день да еще маленько.

Вот и чугунка невиданная.

Стоят на колесах избы целой улицей, из каждой избы народ глядит. Тепло в избах, мужики с бабами на крышу лезут, друг друга подсаживают, снизу подталкивают. Сверху вниз мешки летят, чайники, холщовые сумки. По крыше солдат с ружьем ходит, громко на баб с мужиками покрикивает: