— Да ты пуляешь получше моего Кустикова, — кричал задорно старшина. — Знаешь, небось: здоровяк такой, говор у него вологодский, два котелка пшенки съел вчера и не кукарекнул. Я б тебя, паря, взял к себе, ей-ей не вру, науку ты армейскую разумеешь, я видел, как ты по-пластунски можешь, чисто ящерка. Ты к мосту нашему это зачем подползал? — спросил он вдруг серьезным голосом.
— Так, интересно.
— Там пулеметчики мои сидят, по шеям накостыляют.
— Не накостыляют. Дважды подползал — не учуяли.
— Молодец, однако. А своим я задам, чтоб не дремали.
22 июня дядя Ваня стал готовить обоз в новый путь. Он позвал Виктора и заявил, что тот остается на «обороне» нести караульную службу. Разговаривая с Виктором, он сосредоточенно, медленно выводил буквы, писал их наоборот, поставив перед бумагой осколок зеркала, составлял реестр всей поклажи. Это была шифровка, которую, по задумке дяди Вани, не разгадает даже самый хитрый враг.
На «обороне» Виктор ходил за лошадьми, кормил их, купал, рвал траву, а главное, вместе с высоким, худощавым дядей Костей Петровым охранял продовольственный склад — блиндаж, вырытый на горушке в сосновом бору. Спали посменно, днем жгли костерок, кипятили чай, варили гороховый суп из концентрата, беседовали. Стояли душные, совсем не северные жаркие дни.
Обычно ночью у склада дежурил дядя Костя, днем — Виктор. Иногда менялись часа через три. В тот памятный полдень Виктор готовил на костре обед, дядя Костя отсыпался в блиндаже. Партизан Иван Севостьянов, у которого была своя особая задача — охотиться на лосей и доставлять солонину на базу № 2, после удачной ночной охоты рыбачил с лодки на озере. Со своей горушки Виктор видел его черный силуэт на искрящейся ряби, завидовал, как тот то и дело вскидывал вверх удочку. И вдруг откуда ни возьмись низко над озером появился самолет. Он дал очередь по Севостьянову, по мосту, по траншеям.
— Гаси костер! — закричал выбежавший из блиндажа дядя Костя. Разметав ногой головешки, Виктор прянул к толстым соснам, прижался к теплому стволу. Самолет заходил на второй круг. Он летел так низко, что Виктор, выглядывая из-за сосны, хорошо рассмотрел лицо стрелка, целившегося из пулемета в их костер. Пули вжикнули за спиной, вспороли совсем рядом листву. Еще один заход, еще очередь…
Когда самолет улетел, к блиндажу прибежал мокрый Севостьянов:
— Лодку пробил, дьявол. Затонула. Ну я, значит, за борт, часы карманные воды напились, стали, вот беда какая!
Виктор все никак не мог перевести дух, поискал глазами следы пуль у костра, но ничего не нашел. Ночью он трижды просыпался в липком поту, вслушивался в ночную тишину.
Однажды во время дежурства поздним вечером Виктору показалось, что за деревьями кто-то прячется. Он передернул затвор винтовки, мигом растормошил дядю Костю, прикорнувшего у погасшего костра, и они крадучись обошли блиндаж, подползли к ближним могучим соснам. Никого не было.
А в полдень гороховцы подняли стрельбу, побежали на помощь своему боевому охранению и привели к штабной землянке вражеского разведчика; двое других, с их слов, были убиты в перестрелке.
Виктор глядел на лазутчика во все глаза, впервые он видел вот так рядом врага, захватчика. Тут же лейтенант с помощью переводчика стал его допрашивать. Разведчик не таился, отвечал, что их задачей было разведать линию охранения русских, взять толкового пленного, сказал, что ночью вон у того дальнего блиндажа они видели часовых — мальчика и старика…
Виктор понял его прежде, чем перевел переводчик. Значит, он не ошибся сегодня ночью, значит, он и дядя Костя были на волосок от смерти!
Лейтенант покосился на Виктора, он видел его не раз с Прониным, покачал головой, поняв, кого имел в виду пленный. В руках у лейтенанта был финский нож, отобранный у разведчика. Он расстегнул кнопочку на ножнах, потянул рукоять к себе — сверкнула чистая голубоватая сталь, полюбовавшись лезвием, спрятал его в ножны, провел пальцами по тисненному на коже золоченому льву с кинжалом в лапе. Виктору так хотелось иметь такой нож, и лейтенант, словно поняв это, снова укоризненно покачал головой, усмехнулся.
Совсем скоро Виктору подарят почти такой же нож его друзья, вернувшиеся из похода, подарят как память о первом рейде Виктора.
…Медленно тянулось время на «обороне». Голодные, измученные вышли к мосту Володя Дешин с товарищем, который хромал — открылась старая рана на ноге — и дальше идти не мог. Они несли в штаб партизанского движения при Военном совете Карельского фронта донесение Кравченко о действиях отряда, о том, что необходимо срочно выбросить самолетом продукты, патроны и питание для рации одному из взводов, оказавшемуся в глубоком тылу врага.
Читать дальше