Анатолий Гордиенко - Детство в солдатской шинели

— Дождь и снег в дорогу — добрая примета, чего уж тут…

После полудня на привале в деревне Машезеро Виктора окликнул Кравченко. Он ехал на лошади, сидел горбатым коршуном, как старый кавалерист.

— Поступаешь в мое распоряжение. Будешь моим ординарцем, в общем, при штабе. Тимофееву я сказал. Бросай свой сидор в кузов и гляди за имуществом.

В полуторке, запаленной патронными цинками, ящиками с продуктами, мешками с овсом для лошадей, ехали медленно, с долгими остановками, то и дело поджидая колонну.

Через два дня прибыли в Березово. Тут все говорило о близости линии фронта: на холме горбились дзоты, справа змеились замаскированные траншеи.

Передохнув, отряд сделал еще один переход к речке, к «обороне» — так партизаны называли последний полевой оборонительный рубеж. Тут стояла бригада Горохова, а где-то рядом с ними заняли оборону части 27-й стрелковой дивизии.

Мост через речку заминирован, на том берегу лес спилили, нагромоздили завалы, за ними сделали минные поля. Слева и справа от моста на горушке — окопы, траншеи, блиндажи. Все по-хозяйски прикрыто дерном, ветками.

Дали день на отдых. После холодов установилась жара. Гороховцы истопили баньку, Кравченко уступил просьбе молодежи — разрешил искупаться в реке, хотя вода была еще холодная. Миша Пастернак, Леша Скоков, Володя Дешин ныряли с поваленной ели, барахтались, плавали наперегонки, брызгались. Виктор разделся в сторонке, разбежался, белой ласточкой полетел в темную воду, поплыл к своим. Те приняли его как равного, правда, чаще других подбрасывали вверх с «креслица» — со скрещенных квадратиком рук.

Утром, молчаливые, сосредоточенные, перешли временно разминированный мост и углубились в лес.

Шли цепочкой, придерживаясь заросшей тележной колеи. В середине колонны тащился обоз из пяти саней — по бездорожью, по мелколесью, по болоту лучшего транспорта не придумаешь. На санях везли пятидневный запас продовольствия на все 134 человека. Полуторку, как всегда, оставили на «обороне».

Впереди двигалась головная походная застава — целых два отделения во главе с помощником отряда по разведке Червовым, партизаном смелым, опытным. По бокам и в тылу тоже было охранение. Шли уверенно, хотя и осторожно.

Комары черным дымком брызгали из-под ног, клубились над головами, заползали в уши, в ноздри. Затрещали вдалеке вспугнутые сороки. Виктор встревожился, завертел головой. Кравченко, позади которого шел Виктор, чертыхнулся:

— Сороки-белобоки все видят. Ты пропуск запомнил, пароль наш?

— Мушка — Москва, — четко выпалил Виктор.

— На случай, если отстанешь или еще что… Все же в тылу у них. Тяжело? Вещмешок еще не замучил?

— Ничего, товарищ командир. Как начинает давить на плечи, я стараюсь про другое думать, жизнь довоенную вспоминаю, дружков с нашего двора, про то, как жили мы славно когда-то.

А плечи ныли, хотя по совету Алеши Скокова Виктор сделал лямки из широкой ботиночной обмотки.

К вечеру добрались до сожженного хутора. Виктор едва стоял на ногах, но без команды не садился, поглядывал на Кравченко, а так хотелось упасть в высокую, душистую траву, раскинуть руки и закрыть глаза.

Поужинали, перемотали портянки, поспали до полуночи и снова вперед. Шли всю ночь и утро, растянувшись длинной вереницей, перебрались через большое болото. Вышли на твердь, устроили дневку. Ночью двинулись дальше, а тут снова болото. Когда были на его середине, послышался рокот самолета.

— Воздух! — прокричал Кравченко.

Виктор примостился за большой кудрявой кочкой, накрылся, как учили, защитной плащпалаткой, но страшно хотелось высунуть нос, поглядеть на самолет, хотя бы вхолостую клацнуть по нему из карабина. Вдалеке захрапела лошадь. «Как же ее-то спрятали? — подумал Виктор. — А может, с высоты решат, что лоси. Да что этот самолетик сделает нашему отряду!»

Самолет улетел и больше не возвращался. Значит, не заметил, сошло. Снова побрели по щиколотку в воде, хлюпая раскисшими ботинками. Впереди поднялась возня, крик, ругань — увязла лошадь, вытаскивали всем миром, еле вытащили.

Когда припекло солнце, выбрали высотку, продуваемую ветром, где поменьше комарья, сделали дневку. Виктор забрался в толстый мох, сидор кинул под голову, обнял карабин и заснул мгновенно. Спал долго, еле-еле растормошил его комвзвода Тимофеев.

— Э, браток, так и царство небесное проспишь. Пойдем к нам, ребята зовут.

У костра сидели все такие знакомые, такие родные — Иван Жердев, Василий Афанасьев, Таня Родина, Василий Кюршунов. Виктору стало не по себе, будто бросил он их, изменил. Словно угадав его мысли, Тимофеев засмеялся, ткнул кулаком в плечо, заговорил: