Отиа Иоселиани - Конь с золотым седлом

— Как жалко, что я не могу пойти, — опечалилась Пипкия. — Я даже в школу ещё не хожу. А ведь за тридевять земель трудней идти, чем в школу.

— Да, это немножко трудней.

Пипкия попрощалась и пошла спать. Я долго ещё беседовал с другом.

— Отпуск начинается, а куда поехать отдыхать — не знаю, — сказал Абесалом. — На курорт? Денег много надо. А если путешествовать? Куда?

— Разве в нашей стране мало хороших мест?

— Именно поэтому трудно сделать выбор.

— Что делать? Сейчас скажу… Знаешь, куда поедем?

— За тридевять земель! — подсказал Гиги из-за дверей. Он, очевидно, не спал и всё слышал. А Пипкия уже спала, и снились ей, наверное, горы. Высокие горы.

— В Сванетию! — сказал я. — За тридевять земель!

ернулся домой в село. Гиги передал привет моему сыну Бачо и дочке Мано, а Пипкия дала вчетверо сложенный листочек бумаги и сказала:

— Знаешь, дядя, не читай…

Должен сознаться, что когда в поезде я остался один, не утерпел и раскрыл листок Пипкии. Посмотрел, посмотрел, потом поднёс листок ближе к лампе, потом хорошо протёр глаза и опять посмотрел. И ничего не понял. Перевернул, подержал боком, наконец, совсем перевернул — всё равно ничего не понял. На листке были какие-то линии, палочки, кружки.

Но когда я дома передал Мано письмо от Пипкии, она всё прекрасно поняла и очень долго смеялась. Она всё, всё поняла, а я ни одного слова разобрать не мог, хотя и грамотный человек, а Мано даже азбуки не знает. Значит, не для меня это письмо было написано и нечего совать нос в чужие дела.

Своим детям я сказал, что скоро, через две недели или даже через неделю, приедет Абесалом с Гиги и остановятся на один-два дня у нас, а потом все мы поедем в Сванетию.

— А Пипкия тоже поедет? — встрепенулась Мано.

— Пипкия? Разве она ничего не написала насчёт этого в своём письме?

Мано открыла письмо Пипкии, долго искала в нём что-то и вздохнула:

— Такое же письмо напишите Пипкии, когда уйдёте за тридевять земель. И мне напишите. Я всё пойму.

Прошла неделя. Семь дней, потом восьмой и девятый. На десятый день я стал беспокоиться — телеграммы из Тбилиси не было.

— Папочка! — сказала Мано. — В неделе семь дней, значит, в двух неделях — четырнадцать дней, ещё четыре дня надо ждать.

Но минуло две недели, и Мано сказала:

— В двух неделях больше дней нет!

Бачо ничего не сказал. Он пошёл на почту и спросил телеграмму.

— Нет, — ответили ему — Нет вам телеграммы из Тбилиси.

Вечером пошла на почту Мано, и ей тоже ответили:

— Нет. Нет вам телеграммы из Тбилиси.

— Ведь четырнадцать дней уже прошло, и телеграмма должна быть, — не успокаивалась Мано.

— Ну так что же, — ответили Мано на почте. — Четырнадцать дней прошло, а телеграммы всё равно нет. Иди домой, девочка, и не мешай работать.

Что поделаешь? Телеграмма — не сказка, её не выдумаешь. В тот вечер нам не хотелось ложиться спать. Но раз наступает ночь, нужно спать, и мы легли.

Так с обидой и уснули. И когда утром телеграмма всё-таки пришла, дети мои не так уж радовались ей, как могли бы радоваться, если бы она пришла вовремя.

«Сегодня вечером выезжаем поездом Абесалом Гиги».

а аэродроме в очередь за билетами встал Абесалом. Мы взяли с собой его сумку и ружьё в чехле и направились прямо к самолёту.

Самолётов было множество, всяких, разных. Большие и маленькие, серебристые и зелёные. Вскоре показался даже вертолёт. Он остановился над нашими головами, подумал-подумал и сел возле нас. Потом прилетел ещё самолёт, потом ещё. И пока мы на них глядели, вертолёт взял и улетел.

— Пассажиры в Сванетию! — позвала наконец дежурная.

— Мы! Мы! — крикнули Бачо и Гиги.

В самолёт вмещалось восемь пассажиров. Над головой каждого пассажира было круглое окно. Самолёт загудел, загудел и покатился по полю. Нам снизу махали руками люди. Они нас не знали, и мы тоже их не знали. Но мы тоже махали и радовались тому, что поднимаемся вверх и что нам машут.

Миновали город, и начались горы.

Одна гора. Другая гора.

Внизу течёт река. Над ней тоже стоят стеною горы. А там ещё горы, ещё горы… Как много на земле гор! Особенно много их в Грузии. Да и как же иначе? Грузия — страна гор и вершин, поднимающихся до неба, почти до нашего самолёта.