Валерий Аграновский - Взятие сто четвертого [Повесть]

Вероятно, все знают знаменитую историю о том — она описана Д. Даниным в его великолепной книге «Неизбежность странного мира», — как двадцатитрехлетний выпускник Петербургского технологического института А. Ф. Иоффе — будущий академик, которого многие физики мира называли «папой Иоффе», — приехал в Мюнхен к своему учителю Конраду Рентгену и буквально восстал против него, вернее, против отрицания Рентгеном электрона. Два долгих года ученик горячо и пылко «боролся» с учителем за атом электричества и все-таки победил.

Пример, достойный подражания.

Итак, самый «старый» из авторов 104-го — Георгий Флеров. Правда, самому «молодому» уже за тридцать, и на этот раз кавычки стоят по назначению.

Увы, не только группа Флерова, но и весь научный коллектив Объединенного института можно, без сомнения, отнести к среднему поколению ученых. Молодых людей мало. Так мало и с таким упорством продолжает оставаться мало, что уже можно говорить об этом как о проблеме.

Сегодня еще все хорошо, но что будет завтра? Когда вообще на новом месте создается институт, там всегда бывает молодо и, я бы сказал, зелено в прямом смысле этого слова: вокруг строительной площадки стоит сплошной зеленый лес, как это было, к примеру, в Дубне.

Потом строятся первый дом, первый магазин, здание первой лаборатории и приезжают первые новоселы. Они называют друг друга Вовками, Нинками и Славками, им по двадцать с хвостиком лет — прямо со студенческой скамьи, они чувствуют себя первооткрывателями и, словно голодные, кидаются на научные проблемы.

Первые удачи и неудачи, первые научные статьи, первые кандидаты и доктора наук. Время идет. Они заводят себе толстые портфели, у них изменяется походка, в глазах появляется усталость, надо следить за тем, чтобы не полнеть чрезмерно, — им уже по тридцать с хвостиком лет, хотя они и продолжают называть друг друга Вовками и Славками. Ах, как хорош был бы приток свежих сил, способный дать дополнительный заряд энергии и рвения! Увы, его нет. «Старые» сотрудники института еще достаточно молоды, чтобы думать об уходе на пенсию, а штатное расписание вопросом омоложения института не занимается и не интересуется. Во всяком случае, я почти не встречал в подобных институтах — через десять или пятнадцать лет после их организации — восторженной физиономии новичка, только-только пришедшего со студенческой скамьи, и не слышал, чтобы кто-нибудь назвал Вовку «Владимиром Васильевичем». Разумеется, я совсем не хочу сказать, что первопришельцы начисто утрачивают вкус к научной проблеме, успевают за десять лет «забуреть» или, варясь в собственном соку, потерять рвение и мужество. Нет, они ничего не утрачивают — они всего лишь ничего не приобретают. Сегодня еще все хорошо, но что будет завтра? И может случиться, что завтра здесь по- прежнему будет зелено, но вряд ли молодо, между тем, и мы к этому давно уже привыкли, молодость — первая гарантия успеха.

Но вот удивительно: молодежь сама не очень-то рвется в подобные институты. Не прельщает ее ни сервис, который она получит не всюду, ни обеспеченность аппаратурой, ни острота научных проблем, ни — самое главное и самое печальное — сама работа в институте.

В чем фокус?

В «картошке» — в чересчур трезвом взгляде на жизнь и на карьеру, взгляде, который, конечно, не делает чести настоящему ученому. Вы не поверите, но из многочисленных студентов-дипломников, проходящих практику у Флерова, почти никто не попросился в группу, ведущую поиск 104-го элемента. А вдруг 104-й не будет найден — вы понимаете? — и «горит» диплом. Куда спокойней иметь дело со 102-м, который получают сегодня у Флерова чуть ли не промышленным методом.

Боязнь риска — уже со студенческой скамьи… Какой неприятный сигнал! Еще Шиллер говорил, что для одних паука — возвышенная, прекрасная богиня, для других же — великолепная дойная корова.

Как вы понимаете, Флерову тоже не резон пополнять лабораторию такими кадрами. И вот получается, что, с одной стороны, штаты «не позволяют», с другой — нет напора молодежи. В итоге «взрослеет» институт не по дням, а по часам, вместе со временем, которое идет и идет.

А затем — старость следом за взрослостью, ее не остановишь, не умолишь подождать. И все мы потом будем с горечью говорить и писать, что заслуженным и старым ученым нет, к сожалению, достойной смены, что давным-давно пора им уходить на пенсию, а они все сидят и сидят, что молодые таланты гибнут в неизвестности. Потом вновь произойдет полное обновление штатов, вновь придут Вовки и Нинки, чтобы начинать с азов, на пустом месте и чтобы сесть в свои кресла по меньшей мере на те же двадцать или тридцать лет… Заколдованный круг?