Михаил Фарутин - В Зарницах

Григорий Спиридонович доктора из больницы привёз. Доктор сказал, что у дедушки радикулит и что надо ввести ему под кожу десять миллионов единиц какого-то пенициллина.

— Уж больно много-то, — вздохнула бабушка, — десять миллионов!

А когда фельдшерица сказала, что будет делать пять уколов в день, то бабушка говорит:

— Ну, пять-то уколов в день — это ничего. Когда я воспалением лёгких болела, то мне по шесть уколов в день делали — и то терпела.

Дедушка хоть и больной, а не захотел поддаваться бабушке:

— Я и двадцать уколов в сутки выдержу, лишь бы на ноги встать, — сказал он.

Но вот ввели десять миллионов единиц пенициллина, и доктор через каждые три дня приезжает, а дедушке всё хуже и хуже…

Опять стали утюгом его проглаживать, мешочки с горячим песком прикладывать к пояснице и к ноге.

— Да уж и вправду встану ли я? — спрашивает дедушка доктора.

А доктор, тоже такой же старый и шустрый, как наш дедушка, только у него борода поменьше и щёки всегда выбриты, подмигнул дедушке и говорит:

— Встанешь, Терентий Власыч. Раз взялся я, то своего добьюсь.

На другой день приехал доктор с каким-то свёртком.

Должно быть, новое лекарство привёз, подумали мы.

Развернул доктор свёрток, а там стакан, а в стакане: «Жи… жи-и…»

— Слышишь? — Доктор поднёс стакан к дедушкиному уху.

— Слышу. Пчёлы.

— Ну то-то. Вот пчёлами и буду лечить тебя.

Дедушка как засмеётся! Глядя на дедушку, и доктор смеётся.

— Да нешто пчела имеет такую силу, чтобы мою болезнь побороть?

— Одна пчела, — говорит доктор, — большой силы не имеет, а много пчёл большую силу имеют. Вот если одновременно триста пчёл ужалят человека, то уж вряд ли он выживет.

— Да ну? — удивился дедушка.

Всё, что говорил доктор, записала в книжечку Анна Ивановна и приступила к лечению. Взяла осторожно пинцетом пчелу за туловище и приложила её к коже на руку дедушке, выше локтя. Пчела ужалила. Дедушка сморщил лицо.

— Больно? — спросила Анна Ивановна.

— Пустое, — ответил дедушка. — Под медведем дважды за жизнь был, а тут пчела.

— Я за ягодами как-то ходила в лес, на меня целый рой налетел, — говорит бабушка, — еле отбилась, и то ничего…

На десятый день фельдшерица приложила десять пчёл, и все десять пчел ужалили дедушку.

Пчёл у нас теперь много. Как узнал председатель колхоза, что для лечения пчёлы требуются, он привёз с пасеки улей и поставил к нам в огород.

— Лишь бы помогло, — сказал он дедушке. — Потребуется — всю пасеку перевезу сюда.

К вечеру после десяти укусов дедушке совсем стало плохо. Заболела голова, тошнить начало, и то в холод, то в жар бросает его!

— Кому триста, а мне, кажется, и от десяти конец приходит.

— Когда я за ягодами ходила… — начала было бабушка (она, наверное, опять хотела рассказать, как на неё целый рой набросился), но дедушка так сердито посмотрел, что она замолчала.

Всю ночь дедушку лихорадка била, а к утру потеть стал, да так, что только успевали бельё менять. А те места, куда дедушке пчёл прикладывали, на руках и ногах, так припухли да покраснели — глянуть страшно.

Утром, когда коров на пастбище выгоняли, дедушка пошевелил ногой и удивился: не болит. Полежал, полежал и ещё пошевелил — не болит. С боку на бок повернулся — нет, не болит. Ноги с кровати спустил — хорошо. Посидел, посидел, встал и пошёл как ни в чём не бывало. И никакой боли ни в пояснице, ни в ноге.

— Вот тебе и пчела! — повторял он. — Надо же так — какую силу в руках человека имеет, а?

— Теперь куда? — спросил мой спутник, Владимир Фёдорович, когда мы вышли из поезда на станции Лесная.

— Куда глаза глядят, — ответил я, всматриваясь в бесконечную синь лесов, где новые друзья, озёра, реки…

— На чём?

— Да хоть пешком, лишь бы в Карелию.

А к вокзалу и мимо вокзала машины одна за другой: с песком, цементом, лесом, бочками, тюками, людьми, но всё не по пути.

Но вот из-за угла выкатилась легковая машина. Остановилась. Молодой парень, шофёр машины, подбежал к нам.

— Куда? — спросил он, улыбаясь всем лицом.

— Куда дорога катится, туда и мы.

— А коли у дороги нет конца? — не растерявшись, отвечает парень.

— Еще лучше, — смеёмся ему в ответ.

— Тогда садитесь. Не впервой, знаю, куда везти. Сам ягода вашего поля.