Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 2. Небывалые неприятности [сборник litres]

– Уут, – успокоила ее Солнышко. Она хотела сказать: «Поверь мне, не так уж это и трудно». Отчего обе сестры присоединились к хохочущему брату.

Ничего веселого в жестоких наказаниях, назначаемых Ниро, конечно, не было, но при мысли о том, что они будут есть овсянку руками, всем троим стало ужасно смешно.

– Или яичницу! – высказала новое предположение Вайолет. – А вдруг дадут глазунью с жидкими желтками?

– Или блинчики в сиропе! – добавил Клаус.

– Суп! – выкрикнула Солнышко, и все трое опять покатились со смеху.

– А помните пикник? – сказала Вайолет. – Мы собирались на реку Рутабага, и папа до того захлопотался, что забыл взять ложки, вилки и ножи!

– Конечно помню, – подтвердил Клаус. – Мы потом ели кисло-сладкий соус из креветок руками.

– Липко. – Солнышко вытянула руки ладонями кверху.

– Еще бы, – подтвердила Вайолет. – Мы ходили к реке мыть руки, и я нашла чудное место, чтобы испробовать удочку, которую я сама изобрела.

– А я собирал с мамой чернику, – вспомнил Клаус.

– Эру-у, – добавила Солнышко, что значило примерно: «А я кусала камешки».

Как только они стали вспоминать тот день, им расхотелось смеяться. В сущности, это происходило не очень давно, но уже казалось далеким прошлым. После того как случился пожар, дети, разумеется, знали, что родителей нет в живых, но им чудилось, будто те куда-то уехали и скоро вернутся. Но сейчас, когда они вспоминали, как солнце играло на поверхности реки Рутабага, как родители потешались над ними, когда все трое перемазались кисло-сладким соусом из креветок, тот пикник отошел в такую даль, что они поняли наконец: родители не вернутся уже никогда.

– Но может быть, нам удастся вернуться туда, – тихонько проговорила Вайолет. – Может, мы еще побываем на той реке и будем опять удить рыбу и собирать чернику.

– Возможно, – согласился Клаус. Однако все Бодлеры знали: если когда-нибудь они и вернутся на реку Рутабага (кстати, у них не получилось), все равно это будет уже не то. – Возможно, и вернемся. Но сейчас главное – поговорить с Ниро. Вот и административное здание.

Бодлеры со вздохом вошли внутрь, пожертвовав своим правом пользоваться серебряными ложками и вилками. Они поднялись по лестнице на девятый этаж и постучались в дверь кабинета Ниро, удивляясь, что не слышат звуков скрипки.

– Входите, раз уж очень надо, – послышался голос, и сироты вошли.

Ниро стоял спиной к двери и, глядя в свое отражение в оконном стекле, перевязывал резинкой одну из косичек. Покончив с этим занятием, он поднял обе руки вверх.

– Дамы и господа! – провозгласил он. – Завуч Ниро!

Дети послушно зааплодировали. Ниро резко обернулся.

– Я ждал аплодисментов только одного человека, – сурово сказал он. – Вайолет и Клаус, вам входить сюда не полагается. И вам это известно.

– Просим прощения, сэр, – произнесла Вайолет. – Нам необходимо с вами поговорить кое о чем важном.

– Нам необходимо с вами поговорить кое о чем важном, – как всегда, передразнил Ниро в своей противной манере. – Наверное, это действительно что-то очень важное, если вы пожертвовали своим правом пользоваться серебряными столовыми приборами. Ну, давайте же говорите. Мне надо готовиться к следующему концерту, не тратьте мое время попусту.

– Мы не займем много времени, – пообещал Клаус и остановился. Иногда бывает полезно остановиться, когда нужно подбирать слова с большой осторожностью. – Нас беспокоит, – продолжил он, очень, очень осторожно подбирая слова, – не пробрался ли уже Граф Олаф в Пруфрокскую школу.

– Чепуха, – отрезал Ниро. – А теперь уходите и дайте мне репетировать.

– Не обязательно чепуха, – не отступала Вайолет. – Олаф – мастер перевоплощений. Он может быть тут, у нас под носом, а мы и не догадываемся.

– Лично у меня под носом только мой рот, – возразил Ниро, – и он велит вам уйти.

– Графом Олафом может оказаться мистер Ремора, – высказал предположение Клаус. – Или миссис Басс.

– Мистер Ремора и миссис Басс преподают здесь больше сорока семи лет, – отмахнулся Ниро. – Я бы уж знал, что кто-то из них замаскирован.

– А как насчет работников столовой? – спросила Вайолет. – Они никогда не снимают металлических масок.

– Они носят их в целях безопасности. У вас, у сопляков, какие-то все дурацкие идеи. Ты, чего доброго, скажешь, будто Граф Олаф выдает себя за твоего дружка, ну, как его, тройняшку.

Вайолет покраснела.

– Дункан Квегмайр вовсе не мой дружок, – ответила она, – и он не Граф Олаф.