Алексей Логунов - Мой пшеничный сноп

Весной, словно перелетную птицу, тянет Валерку вдаль, на просторы проселочных дорог. В школе на переменках он старается улизнуть от товарищей, забирается в заросли еще голой сирени или уходит за ближние огороды и молча стоит в одиночестве, блаженно улыбается, принюхиваясь к дразнящим весенним запахам. Даже заливистый школьный звонок, слышный на всю округу, не может оторвать его от каких-то тайных мыслей, и Валерка все чаще опаздывает на уроки.

Да и на уроках он задумчив и рассеян и охотнее смотрит за окно, чем в тетрадь.

Дома над столом, за которым он готовит уроки, висит карта Тульской области. Невелика картушка, но чего на ней только нет! Словно горсть красных горошин, рассыпаны кружочки городов и поселков — районные центры. Между ними тянутся черные ленточки большаков и железных дорог. Кудрявятся зеленые пятна лесов и перелесков. А на синие нитки речек нанизаны, словно бусы, кружочки поменьше — деревни и села.

Дивной музыкой звучат для мальчишки знакомые и незнакомые названия: Мокрая Табола, Говоренки, Лески, Иван-озеро, Пушкари, Непрядва… Свою деревню, Большие Ключи, он обвел двойным красным кружком и наметил от него в разные стороны пунктирные линии. Давно уже ночь на дворе, спит маленький братишка Славка, улеглись и отец с матерью, а Валерка все сидит за столом, включил настольную лампу-грибок, шуршит бумагами.

— Ложился бы… — говорит из-за перегородки мать. — Завтра будешь как вареный ходить.

— Сейчас, мам. Уроков стали пропасть сколько задавать, — невинно врет Валерка. — По новой программе учимся, сама знаешь.

Мать, пробормотав еще что-то, наконец засыпает, а Валерка снимает со стенки календарь и подсчитывает, сколько осталось дней до конца учебного года. Получается много, ведь сейчас только март, и он досадливо морщится. Но потом успокаивает себя тем, что дороги наверняка просохнут раньше, чем начнутся каникулы, и после Первомая можно будет сделать пробный выезд.

На следующий день, едва вернувшись из школы, Валерка кинул в угол портфель с учебниками и выволок из чулана старенький отцовский велосипед. Разобрал его, вычистил, смазал каждую гаечку, каждый шурупчик.

— «Куда ты мчишься, верный конь, и где опустишь ты копыта?» — громко распевал он, протирая маминым фартуком никелированные части. Не успел оглянуться — вечер уже, мать в сенцах загремела щеколдой, с работы вернулась. Зыркнул Валерка на дверь, хотел было спрятать разобранный велосипед под кровать, да не успел: мать уже на пороге.

— Ты что ж это, Шпингалет, Славку от бабушки не привел? — разматывая шаль, сердито заговорила она. — И железок каких-то наволок. Ты что тут творишь?

Валерка молчал. Если мать называет его по-уличному — Шпингалетом, — то добра от нее не жди. Подзатыльник-другой он готов был стерпеть молча и безропотно, лишь бы мать не вздумала выбрасывать «железки». Сгоряча закинет в снег — тогда собирай их там… К счастью, в сенцах снова звякнула щеколда, и в избу вошел отец, ведя за руку раскрасневшегося на ветру Славку.

Когда разобрались, в чем дело, отец неожиданно занял Валеркину сторону:

— Не собак же он гонял, мать. Вещь в порядок привел, а то и правда заржавеет. А ну-ка, сын, давай собирать машину.

— Я сам, пап, я быстро… — заторопился Валерка.

— Ну-ну, хозяйничай. А Славик тебе поможет.

И пока ребята собирали велосипед (Славка, правда, больше мешался, чем помогал), мать ворчала:

— Ведь какой тихий да спокойный рос, когда поменьше был. Как девочка! И играл все больше с девчонками. Другие то с синяком домой заявятся, то нос расквасят, а я и горя не знала… И вот как сглазили малого. Небось опять что-нибудь задумал, а?