Шарон Крич - Тайная тропа

Дважды после расчистки этого участка тропы мне снилась малышка Роза. В одном из этих снов кто-то смотрел на неё, лежащую в ящике комода, и спрашивал: где её пальцы?

Рельсы старой лесозаготовительной узкоколейки теперь заржавели и резко обрывались прямо посреди чащи леса. По обе стороны железнодорожного полотна – там, где когда-то вырубили деревья – зияли просеки. То здесь, то там торчали старые пни со следами поперечной пилы. Кое-где росли яблони, совершенно здесь неуместные. Я предположила, что, возможно, лесорубы приносили с собой яблоки и, съев их, выбрасывали огрызки, а после того как люди ушли, а узкоколейку закрыли, из семян со временем выросли эти яблони.

У меня всегда было странное восприятие времени. Оно казалось мне не чередой дней, но одной непрерывной линией, где свет и тьма сливались друг с другом. Время только продолжалось; оно не начиналось и не прекращалось, как мне раньше казалось. Но если время не начиналось и не прекращалось, подумала я, то и жизнь тоже. Что, если она бесконечно продолжается?

И мне снилось, что Роза жива и тётя Джесси тоже жива, и мне снилась моя семья, и Джейк, и все они жили бесконечно. Я просыпалась, оглядывалась по сторонам и сильно удивлялась тому, что вокруг никто не сидит и не смотрит на меня.

Каждое утро я делала зарубку на клёновой палочке – ведь если этого не сделать, я потеряю счёт времени и забуду на десятый день вернуться домой (так я обещала родителям). Всякий раз, когда я слышала паровозный гудок, меня по-прежнему охватывала ужасная тоска и тянуло слезть с дерева, броситься со всех ног по тропе, увидеть ферму, вбежать в кухню, и там будут все.

Имелся ещё один источник тревоги, и его было сложней объяснить. Несколько раз я краем глаза замечала какое-то движение – не то промелькнувшую тень, не то пятнышко цвета, обычно красного, – как будто кто-то прятался за деревом и я успевала заметить рукав или кепку. Я прекращала работу, ждала, прислушивалась, подозревая, что кто-то прячется рядом, смотрит на меня, шпионит за мной. Иногда мне казалось, что это тётя Джесси, что она там, в лесу, и подглядывает за мной. Однажды, признаюсь, я даже погналась за этим промельком красного цвета, в надежде, что это её рыжие волосы, но, ничего не найдя, испугалась, что я становлюсь, как дядя Нейт, что я гоняюсь за пустотой. Этак я скоро буду повсюду ходить с палкой и бить ею по безжизненным предметам.

При мысли о дяде Нейте мне стало стыдно. Ведь если бы я не родилась, Роза никогда не заразилась бы от меня коклюшем, а тётя Джесси не испугалась бы змеи и не залезла бы в ящик, а дядя Нейт не остался бы один и не гонялся бы днём и ночью за своей Красной Птичкой, и ему никогда не понадобилась бы новая возлюбленная.

Вот если бы намотать время на большую катушку и перекрутить назад, чтобы они втроём снова могли быть вместе! Всякий раз, представив себе эту картину, я горела желанием вырвать из неё себя. Но я продолжала видеть себя на ней – с Розой, дядей Нейтом и тётей Джесси, – и желание вырвать себя из неё пропадало. Я хотела быть там, с ними. И одновременно я хотела быть здесь и сейчас и не хотела быть бесследно вычеркнутой из жизни.

А потом мне в голову приходила такая мысль: что я делаю здесь, в лесу? Неужели я вычеркнула себя из моей семьи, живущей внизу, на ферме? У меня не было ответа на этот вопрос, зато было жутковатое чувство, что я не вычеркиваю Зинни из жизни. Наоборот, я искала её – как будто я была невидимкой, а Зинни была где-то там, в лесу. В другой раз я решила, что ищу Розу, ищу тётю Джесси, и они где-то там, на тропе, и ожидают меня.

Как-то раз, залезая в спальный мешок, я заметила, как рядом промелькнуло что-то красновато-оранжевое. Я привстала и сидела неподвижно, не зная, то ли мне броситься в погоню, то ли лучше не делать этого. Я выбрала второе. И тут на поляну на изящных чёрных лапках украдкой вышла лиса и застыла, подозрительно на меня глядя. Пушистый рыжий мех на горле окаймляло белое жабо, уши стояли торчком, она напряжённо вслушивалась. Прищурив глаза, лиса какое-то время рассматривала меня, а затем, как будто убедившись, что я её старая знакомая, вновь исчезла в лесу.

Я осталась сидеть в спальном мешке. Я думала о муравьях, которых съедят кузнечики, о кузнечиках, которых склюют птицы, а птиц, в свою очередь, сожрут лисы, которых затем сожрут… Никто не был застрахован от такой участи, всем угрожала опасность быть съеденным кем-то другим. Даже я… меня тоже можно слопать, как малышку Розу и тётю Джесси.