Олег Добровольский - День славы к нам идет

— Здравствуй! — сказал, подходя к нему, Жан. — Как поживаешь?

— Сам видишь. Работаю… Ты не один? Это та самая девочка?

— Да, это Николетта.

— Пьер! — крикнула вышедшая из дома лодочника женщина. — Поторапливайся, чего так долго возишься?

— Мачеха волнуется… — усмехнулся Танкрэ. — Серьезная женщина. Улыбается не больше трех раз в году. Вот когда жива была моя родная матушка, все было по-другому…

— О, я вас хорошо понимаю, — сказала Николетта. — У меня не было мачехи, но росла я без мамы, она умерла, когда мне было пять лет…

Пьер кивнул, продолжая с ожесточением чистить рыбу.

— Пьер! Принеси воды! — послышался опять голос мачехи.

— Нет мне покоя… — сокрушенно произнес он, бросил нож, вытер тряпкой руки и, взяв ведро, пошел к реке.

— Бедный Пьер… — пожалела его Николетта.

— Что ты! — возразил Жан. — Его не так легко обидеть, он умеет за себя постоять.

Танкрэ отнес в дом ведро с водой и снова принялся скоблить рыбью чешую.

— Пьер! Да закончишь ли ты когда-нибудь? — раздался знакомый крикливый голос.

— Сейчас! — откликнулся сын лодочника. — Сейчас принесу. Осталось совсем немного… Нет, надоела мне такая жизнь, — сказал он Жану и Николетте. — Убегу!

— Куда убежишь?

— Не знаю… Куда-нибудь…

Пьер разделался наконец с рыбой и отнес таз мачехе. Потом опять пошел к реке, снял куртку, рубашку и стал мыться. Вернулся чистый, без чешуи, но рыбой от него все равно пахло.

— Куда пойдем? Надо скорей улизнуть, а то она заставит меня еще что-нибудь делать…

Они удалялись от берега Сены. Пьер шел молча, опустив голову. Вдруг он остановился и торжественно произнес:

— Я кое-что сочинил!

— Что? — спросил Жан.

— Про Николетту…

— Вы поэт? — удивилась девочка.

— Вряд ли… Хорошо, когда получается складно…

— Николетта пришла не из сказки, — сказал Жан. — Она вырвалась из лап мошенницы, старой ведьмы…

— Ну и что же? Так именно и бывает в сказках…

Гуляя, они оказались возле сада Тюильри, обнесенного оградой с острыми, как копья, прутьями. В глубине сада возвышался королевский дворец. Вдоль ограды прохаживались верные Людовику XVI гренадеры, в высоких медвежьих шапках, из батальона Фий-Сен-Тома. Здесь Пьера снова охватило вдохновение:

Николетта захлопала в ладоши.

— Браво, Пьер!

Потом они вышли на просторную, пустынную восьмиугольную площадь, между Елисейскими полями и Тюильрийским садом. В центре ее стояла статуя короля Людовика XV, деда нынешнего монарха. Эта статуя доживала там последние дни: скоро она будет низвергнута восставшим народом.

— Пьер, ты был когда-нибудь в театре? — спросил Жан своего приятеля.

— В театре? Это где поют и молотят языком всякую чепуху? Признаться, не был…

— Хочешь сходить?

— Ради любопытства можно, да денег нет.

— Моя тетя актриса. Она пригласила нас.

И вот они пришли в театр.

Было пять часов вечера. Зал полон зрителей. Публика самая разная: и состоятельные люди в прекрасно сшитых сюртуках из дорогого сукна, и нарядно одетые дамы — жены фабрикантов, банкиров, биржевых маклеров, владельцев магазинов, дельцов, — и ремесленники, разносчики, цветочницы, девушки из простонародья.

Никогда еще театр в Париже не пользовался такой популярностью, как в годы революции. На бульварах, в центре и в предместьях открывались, росли, как грибы, новые театры. Шли оперы, мелодрамы, комедии, трагедии, водевили… Многие пьесы откликались на текущие события. Они пользовались особым успехом, вызывая восторг у зрителей. Об этих спектаклях говорили, спорили… Они никого не оставляли равнодушным. «Бастилия», «Клуб эмигрантов, или Курьер в Кобленце», «Первый пушечный выстрел на границе», «Пики», «Сахар и кофе»… Немало было и просто развлекательных спектаклей — «Рауль, или Синяя борода», «Никодем на Луне», «Робер, предводитель разбойников»…

В этот вечер должны были показать веселую комедию с музыкой и песнями. Белокурая актриса Мадлен Флери исполняла главную роль. Жан и Пьер с нетерпением ждали, когда поднимется занавес. Публика в партере и ложах оживленно разговаривала, смеялась, люди ели яблоки, апельсины, из какой-то ложи слышался пискливый лай: некоторые дамы приходили тогда в театр со своими моськами. Спектакль все еще не начинался, и зрители принялись стучать ногами и кричать…