— Не берут, — охотно подтвердила Богданова.
— Жди меня — и я вернусь?
— Боится, что я возьму баклушу.
Они стояли у самой воды, Нинка смотрела на паром, покачивающийся у другого берега, и по лицу ее блуждали солнечные блики вечерней реки.
— Твой отец вернулся?
— Он мне не отец.
— Я понимаю, тебе тяжело.
— Да перестаньте напоминать мне о нем! Надоело слушать.
Андрей подогнал к причалу паром, ловко закрепил свою посудину и, сбросив трап, сошел на берег.
— Ты где пропадал, Игорь? Тебя искал Игнат Романович. Должны вот-вот подтащить дисковую борону.
— Мне надо с тобой посоветоваться, — сказал Игорь. — И Нина здесь очень кстати. Я был в городе сегодня.
— Знаю, дед Ферапонт уже докладывал.
— У Яблочкиной.
— Я так и думал, — кивнул Андрей. — Чего она тянет с нашим заявлением?
— За этим и ездил.
— Разрешила? — иронически спросила Нинка.
— В том-то и дело, что опять советует подождать.
— А чего ждать? Не понимаю! — выкрикнул Кочергин.
— И я не понимаю, — поддержала Богданова.
— А я понимаю, — сказал Игорь. — Она боится.
— Да чего тут бояться? — снова спросил Андрей. — За нас боится?
— Не за нас, а за Русакова.
— Чепуха какая-то, — сказал Андрей. — Да я сам говорил с ним. Спросил: «Иван Трофимович, а примете меня в колхоз?»
— А он что?
— Пожалуйста, говорит…
— И со мной первый о колхозе заговорил, — сказала Нинка. — Пришел на птицеферму и спросил: «Как, Нина, думаешь в колхоз вступать?»
Игорь смутился. Он ничего не понимал. С одной стороны, Русаков… А вот с другой…
— Не в тебе дело, Нина. Ты, конечно, вступишь. А надо, чтобы все пошли за тобой. Неужели ты против? — И в эту минуту он совершенно ясно представил себе, что надо предпринять. — Знаете, что я предлагаю? Через несколько дней начнется сенокос. Предлагаю создать комсомольскую сенокосную бригаду. И показать, на что мы способны. А с последним стогом — дать наше заявление. И решение общего собрания. Все вступаем в колхоз. Вот так же, как остались в Больших Пустошах! Так как, поддержите?
— Ну конечно! Это ты здорово придумал, — с воодушевлением воскликнула Нинка.
С ней, хотя и с меньшим энтузиазмом, согласился Андрей.
— На сенокосе нам надо по-настоящему сработать. — И тут же спросил подошедшего к парому деда, своего сменщика: — Ферапонт Фадеич, ты утром сегодня работал, не замечал, что трос вроде как длиннее стал?
— Длиннее? — переспросил Ферапонт и с удивлением взглянул на Андрея. — А с чего бы ему стать длиннее?
— Он мне не докладывал, — ответил Кочергин, — а вот длиннее стал, это факт. Вот раньше ролик останавливался у самой спайки, а теперь на две четверти не доходит.
— Не иначе как река обмелела, — решил Ферапонт. — А мель — она, известно, узит берега.
— Но трап как стоял, так и стоит…
— Это тоже верно, — согласился Ферапонт. — А может, трос от жары растянулся? Рельс — что железное бревно, а летом тоже длиннее становится.
Так Ферапонт и Андрей препирались до тех пор, пока по булыжному взвозу не загромыхала дисковая борона. Ее дробный стук заглушал колесный трактор, которым управлял Игнат.
— А ну, отойди, ребята, еще задену.
Игнат втолкнул борону на паром. Игорь закрепил ее врастяжку длинной цепью.
— А на той стороне как, Игнат Романович?
— Вытянет другой трактор. Вон он идет. Счастливого плавания!
И укатил.
Когда отчалили от трапа, единственным пассажиром парома был сменщик Андрея дед Ферапонт, который, как бывал обычно на работе босой, в одних бязевых штанах и нижней рубахе, так в этом облачении и переправлялся на другую сторону в гости к какой-то своей родне.
Дед Ферапонт стоял у перекладины и философствовал по поводу того, что вот и он, наконец, пассажир.
— Любо-дорого вот так ехать и смотреть, как другие тянут трос, а ты стоишь, знай себе, покуриваешь и поглядываешь по сторонам, так сказать, любуешься природой. Хорошо быть пассажиром! Особенно если тебе проезд бесплатный. Эх, были бы Большие Пустоши поближе к городу, я бы заместо парома на железную дорогу пошел. Там, сказывают, дают в году бесплатный билет в любой конец — туда и обратно по всей стране. Ух, и закатился бы куда подальше! Ну, к примеру, верст за тысячу. Все-таки интересно, как там, за тысячу верст от Больших Пустошей, люди живут.
И вдруг Ферапонт увидел, словно трос отказался повиноваться ребятам, баклуши вырвались из рук, и тут же баржа круто повернула вдоль реки и медленно поплыла по течению. Он только и успел подумать: «Трос оборвался, паром несет на камни, ох, царица небесная, спаси и помилуй!» И закричал:
Читать дальше