Михаил Жестев - Лето без каникул

— Не совсем, — произнес, улыбнувшись, Русаков. — Но если они несутся, то где яйца?

— Я думала, что Еремей Еремеевич сдает всю продукцию, а он ее скрывает.

— Нина, ты ответь мне, где яйца.

— Я ответила.

— Но цыплятница ты, а не Еремеев.

— Молодки ходили нестись на общий птичник. Вон через ту дверь. А когда я просила Еремея Еремеевича сделать гнезда в цыплятнике, он только отмахнулся: «Некогда, не до гнезд, да и не мели чепуху, какие такие гнезда для цыплят?» А сам знал, что молодки уже несутся. Ну вот, я двери закрыла, а ключ взяла.

— Все выдумывает девка, — жалобно протянул Еремеев. — А вы, Иван Трофимович, слушаете ее. Значит, на ее стороне. Так вот, что хотите делайте, а такое слушать я не намерен, и больше моей ноги на ферме не будет. Прощевайте!

И быстро зашагал к дверям.

Русаков не остановил его. Он пристально посмотрел на Богданову и спросил:

— Раз двери закрыла, значит, где-то и гнезда для молодок устроила?

— Вон у той стены.

— Посмотрим.

У стены, прямо на земле, была разостлана солома, а на соломе в ряд уже сидели молодки.

— Сегодня, наверное, даже больше четырехсот яиц снесут.

— А ты и впрямь понимаешь птичий язык, — смеясь, сказал Русаков.

— Понимаю. Я даже знаю, когда Еремей Еремеевич недодает кормов у себя на птичнике. У цыплят брать боится, а своих кур обворовывает.

— И что же ты молчала?

— А что я могла сделать? Куры мне сказали, да ведь вы им не поверите. А как только Еремей Еремеевич рацион свой уменьшает, они стайками собираются и между собой беседуют, вроде как бы хотят сказать: «Что же это такое, опять есть нечего».

— Ну, это ты брось, Нинка, голову нам не морочь, — вмешался Игорь.

— Ты так думаешь? А знаешь, что петухи кричат по утрам? Когда они голодны? Не знаешь? «Дай закурить, дай закурить!» — кричит один, а другой ему отвечает: «Нет табаку, сам бы закурил!» — И сказала это так серьезно и так умело подражая петушиному кукареканью, что Русаков и Игорь громко рассмеялись. А Нина, даже не улыбнувшись, продолжала. — Честное комсомольское, Еремеев крадет комбикорма. Да еще как крадет! Ну вот, я все сказала.

— Нет, не все, — возразил Русаков. — Еремеев отказался от фермы?

— Ну и пусть. Лучше для фермы будет.

— Согласен. Но без завфермой тоже не обойтись.

— Только подыщите, чтобы честный человек был. Я ему все расскажу.

— И птичьему языку научишь?

— Научу, Иван Трофимович.

— Так вот, Нина, чем заведующего фермой искать да птичьему языку его учить, легче цыплятницу найти. А ферму тебе придется взять на себя.

Игорю казалось, что Нинка сейчас замашет руками. Да какая она заведующая? И вообще должна посоветоваться. Ну ясно, с Андреем. И он ждал, что она ответит Русакову. Он даже понимал, о чем думает в эту минуту Иван Трофимович: струсит Нинка или найдет в себе силу взять на свои плечи семнадцатилетней девчушки дело, за которое побоялся бы отвечать иной опытный взрослый человек? И по тому, как Нинка прямо и смело взглянула Русакову в глаза, он уже знал, что она ответит. Как всегда тихо, но без всякого колебания, Богданова сказала:

— Я согласна!

Задержавшись в птичнике, Игорь чуть ли не бегом спешил в поле. Второй раз он опаздывает на работу. То ездил в райком комсомола, то вот разбирался с этой цыплячьей историей. Выходит, с одной стороны, он, комсорг, должен быть примером, а с другой — попробуй быть примером, если всякие дела тебя отрывают от работы. И все же, несмотря на то, что Игорь очень спешил, он невольно задержался, увидев выходящую из ворот больницы Татьянку. Ого, и уже через плечо сумка с красным крестом! Ничего, сейчас он все скажет этой беглянке.

— В новой должности? — спросил он, даже не здороваясь с Орешиной.

— Какой должности?

— Известно какой. На которую променяла работу в колхозе…

— Нет еще, — ответила Татьянка. — Только обучаюсь на санитарку… Сначала вот послали проверить по бригадам аптечки, а когда подпустят к больным, не знаю.

— Думаю, что не придется тебе ухаживать за больными.

— А почему?

— Потому что мы опротестуем решение Русакова и вернем тебя на молокопункт. Ты прежде всего комсомолка!

— А если я не пойду?

— Придется выбирать между комсомолом и своими желаниями.

И считая, что все ясно и не требует каких-либо еще объяснений, Игорь оставил Татьянку посреди дороги. Но выйти за деревню оказалось не так-то просто. У правления колхоза его остановил Володька Рюмахин, потребовавший, чтобы комсорг посмотрел его книжку, где записываются все работы, которые он выполняет в порядке бытовых услуг. Едва он попрощался с Рюмахиным, его нагнал около мастерских Емельян.