«С тобою Люда! Твой друг Люда! Твоя галочка-Люда!»
Я назвала ее галочкой потому, что она на нее очень походила. Ее все полюбили, такая она была славная и милая. Но я ее любила больше всех. Когда ей было тяжело, я уже видела это по ее говорящим глазкам. Она привязалась ко мне трогательной детской привязанностью, не отходила от меня ни на шаг, думала моими мыслями, глядела на все моими глазами.
– Как скажет Нина… как пожелает Нина… – только и слышали от нее.
И никто над нею не смеялся, потому что никому и в голову не приходило смутить покой этого чудного ребенка. И потом, ее охраняла я, а меня уважали и чуточку побаивались в классе. Одна только Крошка временами задевала Люду:
– Влассовская, где же твой командир? – кричала она, завидев одиноко идущую откуда-нибудь девочку.
Я узнавала стороной проделки Марковой, но прекратить их была бессильна. Только наша глухая вражда увеличивалась с каждым днем все больше и больше.
Люда приехала из Малороссии. Она обожала всю Полтаву с ее белыми домиками и вишневыми садами. Там, вблизи этого города, у них был хутор. Отца у нее не было. Он был героем последней турецкой кампании и умер как герой, с неприятельским знаменем в руках на обломках взятого редута. Свою мать, еще очень молодую, она горячо любила.
– Мамуся-кохана, гарная мама, – постоянно щебетала она и вся дрожала от радости при получении писем с далекой родины.
У нее был еще брат Вася, и все трое они жили безвыездно со смерти отца в их маленьком именьице.
Все это рассказывала мне Люда после спуска газа, в длинные осенние вечера, лежа в соседней со мною жесткой институтской постельке. Не желая оставаться в долгу, я тоже рассказывала ей о себе, о доме. Я не хотела пугать робкую и впечатлительную Люду, поэтому не рассказывала ей о своих опасных приключениях. Довольно было с нее и тех рассказов, которые с таким восторгом слушались институтками в вечерний поздний час, когда классная дама, поверившая в наш притворный храп, уходила на покой в свою комнату.
Как-то за обедом серьезная Додо сказала, что ей привелось встретить лунатика. Девочки сразу начали расспрашивать:
– Какой лунатик? Где ты его встретила? Чем это кончилось?.. – к их большому разочарованию, девочка могла только сказать, что «он» был во всем белом, что шел, растопырив руки, что глаза у него были открыты и смотрели так страшно, так страшно, что она чуть не упала в обморок.
– А что всего ужаснее, душки, – добавила Додо, заставив вздрогнуть сидевшую рядом с нею Люду, – Феня говорит, что тоже видела лунатика на церковной паперти.
– Ну, милая, и ты и твоя Феня врете! – рассердилась я, видя, как зрачки Люды расширились от ужаса и вся она лихорадочными глазами впилась в рассказчицу.
– Ну, у тебя все врут! А пойди-ка на паперть и сама увидишь, – недовольно заявила Кира.
– Mesdam’очки, на паперти по ночам духи поют, – неожиданно вмешалась в разговор Краснушка, – стра-а-ашно!
– Трусихам все страшно! – насмешливо улыбнулась я.
– А тебе не страшно?
– Нет.
– И пошла бы…
– И пойду! – упрямо возразила я. – Пойду, чтоб доказать вам, что вы все это сочиняете.
В ту же минуту Люда незаметно толкнула меня под локоть. Я повела на нее недовольными глазами.
– Что тебе?
– Ниночка, не ходи! – шепнула она мне тихо.
– Ах, оставь, пожалуйста, чего ты боишься? Пойду, разумеется, и докажу всем вам, что никакого лунатика нет.
– Ну и отлично! – крикнула на весь стол Иванова. – Пусть Джаваха идет сражаться с лунатиками, черной монахиней, с кем хочет. Только, светлейшая принцесса, не забудьте оставить нам ваше завещание.
– Непременно, – поспешила я ответить, – для тебя и для Крошки: тебе я завещаю мой завтрашний обед, а Крошке – все мои старые тетради, чтобы она продала их и купила себе на вырученные деньги какой-нибудь талисман от злости.
Девочки фыркнули. Маркова и Иванова презрительно улыбнулись, и разговор перешел на другую тему.
Наступил вечер. Нас отвели в дортуар и до спуска газа предоставили самим себе. Девочки, очевидно забывшие о моем решении идти на паперть, разговаривали между собой. Только маленькая Люда ежеминутно устремляла на меня свои вопрошающие глазки.
Лишь только дежурная Fräulein Геринг скрылась за дверью, я быстро вскочила и начала одеваться. Спустя пару секунд я уже шла по длинному и полуосвещенному коридору, тянувшемуся вплоть до церковной паперти. Робко скользила я вдоль стены по направлению к церкви. Вот уже темная церковная площадка, словно сияющая черная пропасть, неприятно выглянула на меня сквозь стеклянные двери. Я храбро взялась за ручку. Тяжелая дверь растворилась с легким скрипом. На паперти было совсем темно. Ощупью отыскала я скамейку, на которой в дни церковной службы отдыхали воспитанницы, и села. Прямо против меня были церковные двери, направо – коридор младшей половины, налево – старшей. Отдаленные газовые рожки чуть мерцали, роняя слабый свет на двери, но вся площадка и широкая лестница тонули во мраке.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу