Фрида Нильсон - Тонкий меч

Уже темнело, когда мы увидели голубой пояс реки Хилле и печной дым над домами Хирна.

— Ну как? — спросила Семилла, сжав мою руку. — Теперь ты назовешь мое прежнее имя? Мне так хочется услышать его!

— Пока нет. Подожди еще чуть-чуть. Я должен быть полностью уверен…

Мы поблагодарили возчиков и возницу и распрощались с ними. Каро щелкнул поводьями и умчался, как вечерняя гроза.

Мост, который вел к воротам, был широкий, намного шире, чем тот, что охранял Факсе. По обоим берегам стояли каменные сторожевые башни. Возле первой дежурил спартан в куртке с блестящими пуговицами, с алебардой в лапе. Он отметил у себя в списке, что мы с Семиллой прошли. Больше никаких формальностей не понадобилось. Зато на другой стороне стояло целых шесть хильдинов, весьма мрачных. Пасти белые и блестящие от слюны, рыла все в щетине и отвратительных морщинах. Копытами они сжимали мечи. На хильдинах были очень красивые плащи с подкладками всевозможных расцветок: золотые, пурпурные, медно-красные, фиолетово-синие. Большие ворота в поселок оставались закрытыми.

— Нам разрешили вернуться домой, — сказал я. — Готова ли лодка?

Ответом мне стала тишина. Потом один из хильдинов открыл рот и произнес только одно слово:

— Скоро.

Мы услыхали голоса, доносившиеся из-за ворот. Там что-то кричали и переругивались. Кто-то громко сказал, что узел негодный, надо быстро сбегать и все исправить.

Темнота сгущалась, на небе стали загораться звезды. Белая сверкающая пыль рассыпалась по черному небесному бархату.

Но вот снова послышались голоса по ту сторону ворот. Тут же натянулись огромные цепи, а потом ворота ожили и, вздрогнув, двинулись вверх. Четыре здоровенных хильдина медленно ходили вокруг подъемника — мы увидели их, когда ворота немного приподнялись.

Наконец нас впустили в поселок. В нос нам ударили запахи навоза и дыма. Семилла наступила в гнилую картофельную ботву, и ей пришлось остановиться у чьего-то крыльца, чтобы счистить с ног вонючую грязь. Это был типичный для Хирна дом, один из многих точно таких же. Стены сложены из кирпичей и выкрашенных красной краской бревен, крыша устлана мхом.

— Вам туда, — указал направление один из хильдинов.

Идти было недалеко. Вскоре мы уже добрались до гавани, где пахло не навозом, а полевыми колокольчиками. В черных липких лужах стояли печи для варки смолы.

Тут же во всем своем великолепии покачивалась на волнах лодка Господина Смерть. Уключины позолочены, борта украшены цветами, мечами и масками хильдинов. На веслах сидели гребцы, им не терпелось скорее выйти в море. Поднятый на мачте парус слегка трепетал. А рядом был привязан ялик Палмгрена! Как хорошо, что о нем не забыли! Ведь Палмгрен в своем ялике души не чает и наверняка будет рад получить его обратно.

Держась за руки, мы с Семиллой взошли по трапу. Только представьте — тридцать два весла! И тридцать два сильных гребца, которые наконец доставят нас домой. Плавание пройдет успешно — можно не сомневаться.

У левого борта я увидел знакомую фигуру в простой коричневой куртке. Огромную и толстую, как бочка. Бедная мама Трине, подумал я. Но ничего, скоро она вновь увидит своего сыночка.

Почему бы не поговорить с ней немного? Я выпустил руку Семиллы, подошел и осторожно дотронулся до ее плеча. Мама Трине удивилась, но, кажется, не разозлилась. Ее лицо показалось мне похожим на бледную узловатую морковь.

— Я только хотел передать, что Трине скоро вернется домой, — сказал я. — И его папа тоже. И Тялве.

Она кивнула и мрачно хрюкнула.

— Я подумал, может, вы захотите это узнать, — продолжил я. — Вдруг вы волновались?

Она снова хрюкнула. А я-то ожидал, что мать Трине обрадуется моим словам… Может, она считает, что я глупый? Или невежливый?

— Меня вообще-то зовут Саша, — сказал я и протянул руку.

Тут в ее маленьких синих глазках сверкнула веселая искорка.

— Я знаю, — ответила она и пожала мою руку. — Мы все знаем, как тебя зовут. Ты тот, кто приплыл с другой стороны на маленьком ялике, — добавила мама Трине. — Твое имя мы никогда не забудем.

Она улыбнулась так широко, что я увидел белые и острые клыки у нее во рту. Какая же она была отвратительная, просто жуткая! Но Трине Копытач считал ее самой красивой. И его папа и старший брат наверняка тоже. Так и должно быть, думал я, возвращаясь на корму, где меня ждала Семилла. Здесь лежало много блестящих тюфяков и подушек, чтобы путешественник мог уютно устроиться во время плавания.