— Это военная тайна, — засмеялся отец. — Не хочешь спать — давай собираться в дорогу. Пока свернем палатку, соберем вещички, позавтракаем, помоем посуду — и солнышко взойдет.
Так они и сделали.
Когда Ромка и Дик были уже в лодке, отец в последний раз обошел стан, посмотрел, не позабыто ли что-нибудь, потом зачерпнул котелком воды и тщательно залил угли костра, чтобы ветер не унес в сушняк случайную искру.
— Вот теперь можно полный вперед! — бодро сказал он, но увидев, что Ромка и Дик уже сладко спали на палатке, накрыл их плащом и мотора запускать не стал.
«Сморились… — нежно подумал он и, постояв в нерешительности, осторожно столкнул лодку в воду. — Пойду пока на веслах…»
Быстрая вода подхватила «Ласточку» и сквозь чуткую тишину свежего утра понесла ее навстречу солнцу. Отец только изредка подгребал веслами, направляя лодку по течению. Он думал о ночном происшествии, о разговоре с Ромкой. Как объяснить ему, что смелый человек — это не тот, кто ничего не боится, а тот, кто научился преодолевать страх? Как рассказать о трудной службе десантников, об их удивительной отваге и умении вести бой за Родину в любых условиях?
Подрастет — узнает, решил отец. Главное, чтобы он вырос честным человеком и не стал белоручкой.
Когда обрывистые берега острова Дальнего остались за кормой и лодку вынесло на стрежень реки, он пересел к мотору и решительно дернул за шнур запуска. Мотор взвыл, но Ромка с Диком, как говорится, даже ухом не повели — так они крепко спали.
Три дня пролетели незаметно.
«Ласточка» спустилась по Волге еще ниже и вошла в протоку, которую отец ласково называл воложкой. Вскоре воложка соединилась с большим, но, видать, мелким озером: во многих местах оно заросло кугой и камышом.
Причалив лодку к чистому и сухому бережку, они разбили под деревьями новый стан: поставили палатку, разложили костер, вскипятили чай.
Когда пили чай, к ним подошел старичок с удочками, видно, местный: никаких вещей при нем не было — только пара удилищ из сухих хворостин да консервная банка с червями.
— Хлеб да соль, — сказал он, приподнимая кепку.
— Садитесь, дедушка, пить чай.
— Чайком можно побаловаться, — охотно согласился старичок. — Вы рыбачите или на охоту приехали?
— Рыбачили. А теперь вот думаем поохотиться.
В это время вдали послышались выстрелы.
— Началось… — вздохнул старичок.
— Раньше времени стреляют, — недовольно сказал отец. — И тут браконьеры!
Ромка теперь знал, кто такие «браконьеры», поэтому поддакнул отцу:
— Угу…
И тут же спросил:
— А когда мы начнем охотиться?
— Через часок можно начинать. Но сначала я схожу на разведку: выберу местечко, где мы с тобой устроим засидку.
— А малыш пока пусть со мной останется, — сказал старичок. — Я вот тут думаю зорьку посидеть. Говорят, линь берет хорошо и сазанчик попадается… Тебя как зовут-то?
— Рома.
— Ну а меня Федулыч. Ты ловить умеешь?
— Умею.
— Вот и давай соревноваться. Ты будешь ловить городскими удочками, покупными, а я — деревенскими, самодельными, посмотрим, чья возьмет… Согласен?
— Согласен… — неуверенно сказал Ромка.
— А ты, добрый человек, — обратился Федулыч к отцу, — пойди-ка вон в тот лесок. Там есть глухое озерко, и утки есть. Только что видел.
Отец не торопясь собрал ружье, надел патронташ, хитро подмигнул Ромке и ушел.
К удивлению Федулыча и Ромки, возвратился он скоро. На поясе у него висели две убитые утки, а в руках он принес живую.
— Живая? — обрадовался Ромка. — Как ты ее поймал?
— Я наставил на нее ружье и крикнул: «Крылья вверх!». Она испугалась и подняла крылья — сдалась в плен.
— Ох ты! Вот здорово!
— Еще пойдешь? — спросил Федулыч, снимая с крючка очередного линька и кидая его в торчащую из воды горловину садка.
— Нет, не пойду. На шулюм есть, а больше нам не нужно.
— Это правильно, — одобрил Федулыч. — Все бы так рассуждали — дичи было бы побольше…
Отец уложил патроны в сумку, прикрыл убитых уток травой, а живую посадил в маленький Ромкин рюкзачок. Отойдя в сторонку, он принялся чистить ружье.
А Ромка тем временем достал из палатки свое деревянное ружье, осторожно развязал рюкзак и, нацелив ружье на утку, звонко крикнул:
— Крылья вверх!
Утка взмахнула крыльями и… полетела. Дик разразился ей вслед радостным лаем.
Осторожно повесив ружье на сучок, отец подошел к ошеломленному Ромке. Он хотел сказать: «Эх, ты! Я же пошутил. Разве утка понимает человеческий язык? Я не кричал: «Крылья вверх!». Просто она испугалась моего выстрела и наткнулась на дерево. Я и подобрал ее, оглушенную. А теперь утка отошла и вот, пожалуйста, — улетела…». Так хотел сказать отец. Но не сказал. Ему было жалко Ромку, в глазах у которого стояли слезы.
Читать дальше