Шарон Крич - Замок Корона [litres]

– Вы тут? – спросил Пангини. – Никуда не уходили?

– Нет, – ответил Энцио. – Мы не уходили.

– Не забудьте: вы обещали. Сегодня вы весь день будете тут сидеть, весь день. – Он выскочил обратно за дверь и засеменил вниз по улице.

– Я могу тихонько сбегать на рынок, – сказала Пия. – Послушаю, что говорит Франко…

– Нет. Мы обещали.

– Я не хочу торчать здесь весь день! – Пия подняла валявшуюся на полу грязную одежду хозяина. – А значит, тебе придётся помочь мне. Отнеси это на задний двор, к бочке с дождевой водой.

Энцио хмуро взглянул на кучу белья. «Если бы я был принцем, – подумал он, – я бы не стал кидать на пол свою одежду, но стирал бы её за меня кто-то другой, и это была бы красивая одежда, и у меня была бы красивая лошадь – непременно белая».

Пия, мысли которой зачастую принимали тот же оборот, что и у брата, сказала:

– Энцио, если бы я была принцессой, я бы никогда больше не стала пачкать руки, ни за что! И никто не посмел бы указывать мне, что мне делать, и не называл бы меня грязным насекомым. Я бы могла делать, что вздумается – совсем-совсем что угодно.

– И мы бы ели рябчиков и сладкие пирожные…

– И я носила бы шёлковые платья…

– …на белом коне…

– …и у нас не было бы никаких забот!

Вопреки голосу рассудка, королева привела графиню на своё любимое место – уединённую грабовую аллею. Обычно, стоило ей войти в своё укрытие, королева успокаивалась. Большие зелёные листья шелестели над её головой, пропуская лишь тончайшие лучи света, и длинный туннель впереди сулил покой и утешение, и вокруг струился аромат свежести, пропитанный отчётливым, слегка пряным запахом коры и листьев.

Королева всегда гуляла здесь одна. Это было её убежище. Но сегодня она взяла с собой графиню, потому что ей нужно было поговорить с глазу на глаз. Впрочем, пожалела об этом решении она сразу же, как они вошли в туннель, и графиня по своему обыкновению затрещала без умолку.

– Ах, до чего же прекрасно! Совершенно божественно! – графиня захлопала в ладоши. – Разве это… это не удивительно, и…

Ветви над головой сплетались так густо, что дорожка была сухой, но королева ощущала запах дождя, омывавшего своды туннеля. Она подыскивала слова, чтобы остановить болтовню графини. Королева решила говорить без обиняков, чтобы как можно скорее перейти к сути, и напрямую задала графине вопрос об отшельнице.

– Она совершенно идеально подходит вам в качестве отшельницы, – ответила графиня. – Я сразу о ней подумала.

Несмотря на присущую графине суетливую манеру, диссонировавшую с умиротворением грабовой аллеи, королева испытала прилив воодушевления. Скоро у неё появится собственная отшельница. Когда они дошли до конца туннеля, королева исполнилась ликования, потому что там, чуть правее, стоял бревенчатый сарай, и королева поняла, что он станет идеальным домой для её отшельницы.

– Я, разумеется, велю слугам прибрать здесь, – сказала она графине, – и принести несколько красивых ковров…

– О, нет, – воскликнула графиня. – Не делайте этого!

Королева, не привыкшая, чтобы кто-то указывал ей, что делать или не делать, резко вскинула глаза на графиню.

– Простите, ваше величество, простите меня. Я хотела лишь предложить… Я полагаю, что среди отшельников принято жить аскетично. Им так нравится, этим отшельникам. Я думаю, вы тоже могли бы позволить ей носить волосы распущенными и неприбранными, не стричь ногти и…

Королева попыталась сосредоточиться. Графиня может болтать так часами.

– Графиня, как долго вы планируете пробыть у нас?

– Мне так жаль сообщить… с глубоким прискорбием… не могу описать, как мне жаль, что приходится это говорить… но мы вынуждены уехать… Графа призывают неотложные дела…

– О, да. Это так печально. – Королева с трудом скрыла своё ликование, а природа, казалось, подслушала её радость от вести о скором отъезде назойливых гостей: солнце внезапно блеснуло меж облаками и трава под его лучами заискрилась, как ковёр, усыпанный миллионами крошечных бриллиантов.

Стоило экипажу с графом и графиней отъехать, и король чуть ли не опрометью бросился в сад. Дорожки и скамьи были мокры, он всё же решил полюбоваться на лужи и присел на скамейку, чтобы упорядочить свои мысли.

Он пытался выкинуть из головы болтовню графа об отравлении. Граф ещё сколько-то времени внушал ему мысль о необходимости дегустатора. Дегустатор! Сначала это казалось нелепицей, но по мере того, как граф говорил, в сердце короля просыпалась тревога. После завтрака, который все съели без обычного аппетита, король, отчасти чтобы заставить графа умолкнуть, сказал: