Владимир Разумневич - Письма без марок

И вдруг — его нет?!

Как трудно перенести это горе!

Мне кажется, что вот-вот вы пришлёте мне письмо, и там я увижу, как прежде, привет от твоего папы…

Ты должен понять и запомнить, Вова, навсегда одно: твой папа пал смертью храбрых, он до последнего своего дыхания был в рядах первых, ибо он у тебя — герой.

Когда будешь изучать историю нашей партии, в которой состоял твой отец, ты, Вова, откроешь для себя много славных имён героев нашего Отечества, узнаешь о стойких борцах за народное счастье. И тогда поймёшь, мальчик, почему твой отец так жил и так погиб.

По-иному он не мог. Ведь он у тебя жил, работал и воевал, как коммунист.

И погиб коммунистом“.

*

Я согласен с Анастасией Ивановной — лучше погибнуть в бою, чем жить трусом, прятаться от опасности.

Вспоминаю, как нынешней зимой мы ловили в лесу человека, который убежал с войны, спрятался в лесу, на другом берегу Иргиза.

Дезертир построил себе там, в непролазной чаще, шалаш из веток.

По ночам он, как голодный волк, пробирался в село, воровал кур и лазил по чужим погребам.

Колхозники решили поймать его — оцепили лес со всех сторон и двинулись в самую чащу.

И мы, школьники, шли рядом с ними.

Целую неделю выслеживали дезертира, пока не набрели на его шалаш.

Он вышел к нам, злой и бородатый, весь оборванный, со впалыми обмороженными щеками.

Мы вели его по сельской улице, и женщины плевали ему в лицо, ругали самыми страшными словами.

А он шагал с опущенной головой, боялся взглянуть людям в глаза.

Противно было смотреть на этого жалкого труса.

Не спас он свою продажную шкуру, получил по заслугам!

Так ему и надо!

Ни к кому в жизни я не питал ещё такой лютой ненависти, как к этому изменнику… Он не достоин даже малейшей жалости. О нём и вспоминать противно…

А о моём отце все говорят с гордостью и любовью.

Каждый вечер приходят к нам в избу разные люди, которые знали отца, работали вместе с ним. И все они вспоминают о нём что-то хорошее, доброе.

Приходили работницы из пекарни, где отец прежде работал.

Приходили плотники, вместе с ними он когда-то строил дом на улице Советской.

И все называли отца настоящим коммунистом, честным и справедливым, мастером на все руки.

*

Сегодня вот раскопал в мамином комоде давнюю красную папку. В ней — справки всякие, трудовая книжка, профсоюзный билет и вырезка из кинешемской газеты „Приволжская правда“, где помещена заметка о том, как моего отца — лучшего плотника фабрики — рабочие принимали в партию.

В тот год он стал коммунистом.

Он никогда не рассказывал мне об этом времени — не любил хвастаться… и вообще редко говорил о себе, о своих заслугах.

Но сохранились его фотокарточки. Среди них групповой снимок военно-дорожного отряда, в котором служил отец. Он сидит в красноармейском ряду с шашкой в руке, строгий и худой — ворот шинели почти вдвое шире, чем шея. Через плечо перекинут ремень, а на голове папаха со звёздочкой.

Таким он был в гражданскую войну, когда командир наградил его за храбрость в бою именной шашкой.

Разглядываю другой снимок.

И здесь папа такой же молодой, но уже в штатском пиджаке, при галстуке, с густым чубом из-под козырька рабочего картуза. Комсомолец, плотник ткацкой фабрики.

А вот снимок, где он сфотографировался вместе с мамой, ткачихой-ударницей с той же фабрики. Тогда они только-только поженились. А через год родился я. И меня тоже сфотографировали — я сижу на кушетке и смотрю вперёд, на фотоаппарат, откуда, как пообещал фотограф, вот-вот должна вылететь птичка…

*

Хорошо помню себя пятилетним пацаном. Я бегал тогда в столярную мастерскую к отцу, и он учил меня обстругивать доску маленьким рубанком, а сам мастерил мне деревянную шашку — точно такую, какая была у него.

Потом из столярки папа перешёл работать на фабричный конный двор, и мы вместе с ним водили Саврасого на водопой.

Когда папа выезжал куда-нибудь на тарантасе, то брал с собой и меня. Зимой я забирался под войлочную тёплую накидку, которой обычно укрывали ноги пассажиры, и, высунув нос, разглядывал окружающий мир, шумный красивый город, бегущих мимо людей.

В тот год снимали в Кинешме фильм „Бесприданница“. Отца, как опытного кучера, попросили проехаться на пролётке возле артистов.